Изменить размер шрифта - +
 — Не может быть, чтобы люди не обратили внимания на бродящую без хозяина борзую. Я так думаю, что ее взял кто-то из соседей или какой-нибудь студент. Хотя, может, и убийца.

— Зачем? — недоуменно спрашиваю я.

— Как ты сама говоришь, мыслить надо шире, — отвечает он. — Откуда нам знать, что тот, кто это сделал, не остался поблизости, а потом, улучив удобный момент, не забрал собаку. Сделал вид, что хозяин он сам, и увел.

— Но зачем?

— Может, собака каким-то образом вела к убийце? Могла его раскрыть? А может, для него это что-то вроде игры. Взял, чтобы пощекотать себе нервы. Или как сувенир. Да кто ж его знает? Будешь смотреть, обрати внимание, что в какой-то момент с пса сняли поводок. И больше его уже не видно. Ни возле наушников, ни рядом с телом.

Собаку зовут Сок. Я смотрю дальше и вижу, как мужчина идет по комнате и щелкает языком, приглашая друга на улицу. «Идем, Сок, — говорит он приятным баритоном. — Идем, лентяй, пора прогуляться». Я улавливаю легкий акцент, то ли британский, то ли австралийский. А может, и южноафриканский, что было бы немного жутковато. Неприятное совпадение. Мне становится не по себе, и я стараюсь не думать о Южной Африке. Соберись, сосредоточься на том, что видишь, мысленно говорю я себе. Сок соскакивает с дивана — ошейника на нем нет. Мальчик, если судить по имени. Худой, кое-где проступают ребра, что типично для борзых, и далеко не молод, может, даже стар. Одно ухо как будто разорвано. Отбегал свое, и списали, а кто-то подобрал. Интересно, есть ли у него микрочип?

В рамке появляется пара рук — мужчина наклоняется, надевает на длинную шею красный ошейник, и я замечаю часы из серебристого металла с тахеометром на безеле и желтый блеск золота, печатки или колледжского кольца. Если кольцо осталось на пальце, если на нем есть гравировка, то оно может что-то подсказать. Руки на дисплее аккуратные, тонкие, пальцы длинные, кожа слегка смуглая. Я успеваю увидеть темно-зеленую куртку, черные мешковатые брюки и потертый мысок коричневого туристического ботинка.

Камера останавливается на стене над диваном, на каштановой обшивке и нижнем крае металлической рамы, потом сдвигается к постеру. Человек поднимается, и картина попадает в кадр целиком — это какая-то репродукция, и она кажется мне знакомой. Я узнаю набросок летающего устройства, крылатой машины, изобретения да Винчи. Память относит меня на годы назад; когда же это было? Летом, перед тем 11 сентября. Я повела Люси в лондонскую галерею Курто на выставку «Леонардо — изобретатель», и мы провели там несколько волшебных часов, слушая лекции самых известных ученых и изучая концептуальные рисунки разнообразных машин, водяных, наземных, боевых: воздушный винт, водолазный костюм, парашют, гигантский арбалет, самодвижущаяся повозка, механический рыцарь.

Великий гений эпохи Ренессанса свято верил, что искусство есть наука и наука есть искусство и что решение всех проблем можно найти в природе, если ты внимателен, наблюдателен, дотошен и посвящаешь свою жизнь поиску истины. Именно этому я всегда старалась научить племянницу. Снова и снова повторяла я ей, что если мы скромны, смиренны и отважны, то можем учиться у всего, что видим вокруг. Человек, которого я вижу на маленьком дисплее устройства, мог бы ответить на все мои вопросы. Поговори со мной. Расскажи. Кто ты и что случилось?

Он идет к закрытой на засов и замок двери, и перспектива резко сдвигается, а угол камеры меняется. Не поправил ли он наушники? Может быть, надвинул на уши, чтобы слушать музыку во время прогулки. Он проходит мимо чего-то массивного, металлического, какой-то гротескной скульптурной фигуры из железного лома. Я удерживаю картинку на паузе, но рассмотреть толком не могу и решаю, что потом, когда позволит время или вынудит необходимость, изучу запись во всех деталях или попрошу Люси увеличить изображение.

Быстрый переход