— Это один из вариантов, — одобрила кореянка. — А теперь попробуй создать чувство тревожности другим способом. Как ты думаешь, какой предмет должен быть во главе композиции, чтобы заставить тебя нервничать?

Я присмотрелся к столу, и моя рука сама потянулась к ножу. Это был остро отточенный декоративный кинжал из Средней Азии. Я поставил нож на ребро, так что лезвие вздымалось вверх под острым углом и было наделено мне прямо в солнечное сплетение. Представив лезвие ножа наконечником стрелы, я использовал другие мелкие предметы, разложив их так, что они напоминали оперение стрелы. За ножом я полукругом расставил пиалы, чтобы они выглядели, как лук, из которого была только что выпущена стрела.

— Все верно, — с легким вздохом разочарования сказала кореянка. — Как говорит Учитель, ты действительно не оставляешь места для наставника.

— Учитель говорит не так, — уточнил я, с улыбкой вспоминая, как приятны мне были похвалы Ли, тем более высказанные в столь оригинальной форме. — Он утверждает, что я не оставляю ему места для работы.

— Посмотрим, так ли это, — поддразнила меня Лин. — Ну-ка попробуй создать композицию защищенности. Я выстроил посуду в линию в центре стола.

— Еще варианты, — потребовала Лин.

Я так увлекся конструированием, что позабыл про голод. Иногда некоторые предметы на столе не вписывались в композицию, и я избавлялся от них, ставя их на кровать.

— А теперь попробуй создать композицию, подчеркивающую мою красоту, — улыбнувшись, сказала кореянка.

— Ты тоже будешь частью этой композиции? — спросил я.

— Конечно, — ответила она.

Тут на меня нахлынуло вдохновение. Я чувствовал себя художником и творцом, создающим своеобразную комбинацию портрета и натюрморта. Я придавал телу возлюбленной различные позы, разбрасывал ее волосы по плечам и откидывал назад. Она, улыбаясь, послушно подчинялась моим приказам.

Каждой композиции мы давали название, пытались определить ее сущность. Иногда Лин с чем-то не соглашалась, и мы спорили, иногда мы обсуждали композицию с точки зрения самых неожиданных способов ее применения.

— Как бы ты мог использовать эту композицию для человека, страдающего мигренью или для легочного больного? — спрашивала кореянка.

Бывало, что я не мог догадаться сам, и ей приходилось подсказывать мне.

— Представь, как хорошо смотрелась бы эта композиция, если бы на столик попадали лучи восходящего солнца, — сказала Лин. — Что следовало бы тогда сделать, чтобы подчеркнуть их очарование?

Я выдал свою версию, и мы заговорили об ориентации композиции столика и ее связи со сторонами света и обстановкой времянки.

Сделав небольшой перерыв, чтобы перекусить, мы продолжили наши занятия, и уже через пару часов я понял, что понимаю, как формируется фэн-шуй дома. В данном случае я намеренно использую термин «фэн-шуй», поскольку он стал довольно известным в последние годы благодаря книгам некоторых западных писателей, в частности, Филиппа Веринга, написавшего книгу «Путь фэн-шуй».

Удивительным было то, что за несколько часов занятий с Лин мне удалось уловить то самое тонкое чувство гармонии, ощущение которого помогало понять и прочувствовать основные законы взаимодействия человека и окружающей его обстановки.

— У тебя все так легко получается, потому что ты уже занимался с Учителем упражнениями «яйца на острие меча», — сказала кореянка.

— Ты что-то путаешь, — возразил я. — Если бы Учитель говорил мне об этом, я бы запомнил. «Яйцо на острие меча» — слишком яркий образ, чтобы не обратить на него внимания.