Можем мы коротко поговорить с ним, чтобы я мог сообщить своему начальству в Лондоне, что он жив и находится в более – менее приличном состоянии?
Улыбка моментально слетела с его лица.
– Мы не пускаем посетителей с утра, герр Корд. А что касается герра Ньюгорда, то посещения на этом этапе лечения вообще недопустимы. Вы должны понять...
– На каком же этапе лечения он находится?
– Я не могу обсуждать с вами проблемы своего пациента.
– Похвально, доктор, весьма похвально. Но у меня своя профессиональная этики. Вы не хотите обсуждать заболевание пациента, а я не собираюсь подтверждать, что человек жив, если не видел его собственными глазами.
Я поднялся и стал застегивать дубленку.
Широкое выразительное лицо врача исказило сомнение. Наконец он сказал:
– Подождите минутку, пожалуйста.
А сам повернулся и вышел из комнаты.
– Что происходит? – прошептала Кэри.
Пожав плечами, я снова расстегнул дубленку и сел.
Через несколько минут доктор Расмуссен вернулся, спокойный и серьезный.
– Можете взглянуть на него – чтобы успокоиться. И только. Надеюсь, после этого вы уйдете и позволите нам спокойно продолжать лечение.
Мы пошли вслед за ним вверх по широкой пологой лестнице. На лестничной площадке окно тоже было затянуто прочной металлической сеткой.
– Многие ваши пациенты пытаются выпрыгнуть? – бодро спросил я.
– Отсюда – нет, с верхнего этажа – да, – вполне серьезно ответил он. – Удается семи процентам.
– Семи процентам от чего? – с недоумением спросила Кэри.
– От числа потенциальных самоубийц среди излечившихся алкоголиков. Не те, кто делает попытку, а кому удается покончить с собой. Мы можем отучить человека от пьянства, но не в состоянии вернуть то, что он из-за этого потерял – семью, детей, имущество...
Кэри нахмурилась, Расмуссен продолжал:
– Некоторые считают, что алкоголики пытаются покончить с собой из-за пьянства. Но у большинства склонность к самоубийству наблюдалась еще до того, как они спились.
– Может быть, стоит говорить, что вы спасаете девяносто три процента пациентов, а не семь теряете? Ведь это очень хороший результат.
Он неодобрительно покосился на меня.
– Вы забываете о тех, кому вообще не удалось помочь.
– Ну конечно.
Широкий светлый коридор был абсолютно пуст, если не считать двух металлических тележек, на которых в больницах обычно развозят лекарства. Бросались в глаза необычные двери комнат: их прочность и основательность, надежные наружные запоры и круглые окошки на уровне глаз. И все таких веселеньких расцветок...
Доктор Расмуссен заглянул в одно из окошек и пригласил меня.
Ньюгорд лежал в кровати на спине, рот был полуоткрыт, похоже, он спал. Обычная палата частной клиники – свежевыкрашенные желтой краской стены, массивный деревянный шкаф, мягкое кресло для посетителей, графин с водой, кружка и пластмассовая ваза для цветов. Никакого стекла – пациенты доктора Расмуссена не должны попасть в роковые семь процентов.
Я кивнул и уступил место Кэри. Пока она смотрела в окошко, я незаметно нажал на ручку двери. Она подалась.
– Ну, удовлетворены? – спросил доктор Расмуссен.
Кэри покосилась на меня.
Я кивнул.
– Да, это Ньюгорд. Спасибо, доктор.
Расмуссен удивленно вскинул брови и зашагал вперед, показывая нам дорогу к выходу.
Вдруг снова раздался крик, столь же громкий и пронзительный, как в прошлый раз, и отозвался в голове словно скрежет напильника по нервам.
Расмуссен остановился, прислушался и крикнул:
– Тронн!
Снизу донесся тяжелый топот, по лестнице навстречу нам промчался здоровяк в белой куртке с короткими рукавами. |