|
Войны, как свидетельствуют многочисленные исторические примеры, случались и из-за более ничтожных причин! Воевать в данный момент не хотелось ни Франции, ни Испании, однако король Франции никак не мог воспользоваться своим «хлястиком», как называл он некогда ту часть тела, которая составляет предмет законной гордости некоторых мужчин (приснопамятный Наваррец еще называл сей орган своего сына «посылочкой для испанской инфанты», ведь вопрос о браке Людовика и Анны был решен, когда они были еще чуть ли не младенцами). Неведомо, может статься, война все-таки разразилась бы, когда бы один из ближайших приближенных короля, герцог д’Эльбеф, в то время не женился бы. Изрядно выпивший король пожелал непременно наблюдать, что делают молодожены во время первой брачной ночи, причем сообразно своему монаршему достоинству подглядывать в щелочку Людовик не пожелал, а уселся прямо на кровать молодоженов (что и говорить, нравы в начале XVII века были самые причудливые!). Герцог д’Эльбеф не страдал отсутствием усердия, и никакие свидетели его нимало не смущали, так что Людовик смог наблюдать желаемое не раз и не два. Заметив, с каким восторгом смотрит на него король, новобрачный приподнялся на локтях и, на миг отвернувшись от супруги, но не прерывая своего занятия, воскликнул:
– Сир, сделайте то же самое с королевой, не пожалеете! Ну, король наконец пошел и сделал… Некоторые, правда, уточняют, что решился он на сей подвиг лишь через пять дней. Да и то вроде бы принц де Люинь, друг, фаворит и советник короля, буквально за шиворот тащил его в спальню королевы, а Людовик цеплялся за мебель и умолял оставить его в покое. Но это, очень может статься, наветы злобных клеветников. Так или иначе, испанская инфанта получила «посылочку»: король исполнил супружеский и государственный долг. Однако радости своей молодой жене Людовик не принес. Если раньше у Анны еще оставались кое-какие иллюзии относительно семейной жизни с молодым человеком, ставшим ей мужем, то после первой брачной ночи (изрядно запоздавшей, напомним, а ведь дорогб ложка к обеду, а яичко – к Христову дню!) она поняла: не видать ей с ним счастья, потому что полюбить его она никогда не сможет. А самое ужасное, что и он ее не любит! И более в ее ночные апартаменты король не захаживал. Придворным не составило труда понять, что эти двое – Людовик и Анна – никогда не станут, как гласит Писание, «дух един». И страдание, которое иногда проскальзывало в глазах гордой королевы, немедленно возбудило к себе искреннее сочувствие во многих сердцах. Многие хотели бы утешить королеву, но особенно рьяно взялись за дело двое – Мари де Роган, жена принца де Люиня, и кардинал де Ришелье. Благодаря покровительству королевы-матери, Марии Медичи, последний уже прошел путь министра и главы Королевского совета, теперь стал первым министром и не сомневался, что нашел точку опоры (Аристотелю в этом, как мы помним, не повезло), с помощью которой сможет перевернуть мир. Для начала он захотел перевернуть королеву – из вертикального положения в горизонтальное – и начал за ней утонченно ухаживать. В описываемое время принц де Люинь умер, его вдова моментально выскочила замуж вновь и стала герцогиней де Шеврез, под коим именем и вошла в историю Франции. О герцогине говорили, что она совершенно лишена нравственности и не пропускает мимо себя ни одного мужчины. Можно добавить, что и мужчины не желали проходить мимо этой обольстительной женщины… Так или иначе, дважды побывав замужем и сменив десятка два любовников, мадам де Шеврез считала, что знает о жизни и любви все, а потому способна стать не только наперсницей, но и наставницей молодой королевы. И она принялась нашептывать Анне, что в адюльтере нет ничего ужасного, что такие мужчины, как король, просто созданы для того, чтобы им изменяли… Было бы с кем! Нет, ну в самом деле – с кем? Пока на горизонте королевы не было никого интересней кардинала де Ришелье. |
