Ослепительно ярко вспыхнуло. Это терпеливо дожидающийся своего часа фотограф нажал на кнопку, увековечивая жениха и невесту, пылко обнимающих друг друга на фоне двух оправленных в рамы картин, вполне достойных послужить декорациями для сего счастливого мгновения.

В это солнечное утро Музей современного искусства в Барселоне вновь распахнул свои двери. Не для узкого круга посвященных, а для всех, кому придет в голову посетить выставку, объявление о которой вот уже неделю не сходило с первых страниц газет. На дверях музея красовалась броская афиша: «Стихии и боги. Живопись Анхелы Риджмонт».

У парадного входа затормозил роскошный лимузин. Представительная седовласая сеньора в строгом вечернем платье, опираясь на руку своего аристократичного спутника, неспешно взошла по мраморным ступеням. Обгоняя ее, по лестнице взбежали двое юношей в затрапезных куртках, на ходу обсуждая возможности аэрографа и разнообразные техники создания необычной текстуры поверхности — видимо, студенты художественного колледжа. Молодой человек и девушка, шедшие куда-то по улице, взявшись за руки, задержались перед афишей, вполголоса посовещались и тоже свернули в музей.

Клайв, наблюдая с верхней площадки за неиссякающим потоком посетителей, ободряюще обнял Анхелу за плечи.

— Вот увидишь, все они придут в восторг от твоих картин, — произнес он; в его зеленых глазах светилась законная гордость за жену.

— Скорее, закидают меня тухлыми помидорами, — с нервным смешком возразила Анхела. — И зачем я только позволила себя уговорить?..

— Ты когда-нибудь перестанешь мне противоречить? — усмехнулся ее муж. — Кто тут в конце концов глава семьи? Кого ты обещала любить и почитать до гробовой доски? А ну-ка пошли! — И повел упирающуюся жену в первый из залов.

Анхела нерешительно переступила порог. Три года назад — страшно вспомнить! — именно здесь ей пришлось пережить несколько самых неприятных минут своей жизни. Однако едва она оказалась среди своих картин, таких знакомых и родных, прошлое разом изгладилось из памяти.

Полотна, развешанные по стенам, поражали яркостью образов и неординарностью живописной манеры. За прошедшие годы Анхела усовершенствовала технику, а главное — обрела свой собственный, неповторимый стиль. Под кистью художницы оживали языческие боги и богини, прекрасные и юные, гордые своей наготой, мифические создания, воплощающие стихии, планеты, зодиакальные знаки. «Богиня льдов» — увенчанная лучистой хрустальной короной царица взирала сквозь облака на снежные шапки гор. «Жемчуг» — ослепительно прекрасная, золотоволосая Афродита Киприда выходила из пены морской в уборе из драгоценных жемчугов. «Корнуэльская легенда» — русалка, задрапированная лишь плащом собственных волос, поднималась из морской бездны навстречу проплывающему кораблю.

Люди переходили от картины к картине, отступали на шаг, завороженные общим впечатлением, затем подходили ближе, чтобы рассмотреть детали. Нет, худшие опасения Анхелы не сбылись. Судя по обрывкам разговора, что доносились до художницы, ее полотна пришлись посетителям по душе.

Анхела начала понемногу успокаиваться: вроде бы все проходит сносно, первые рецензии появятся в газетах только завтра утром, а пока… пока ей остается лишь думать и гадать, как восприняла ее публика. Как бездарную самоучку? Или не лишенную таланта молодую художницу?

Чья-то рука робко тронула ее за плечо. Анхела стремительно повернулась.

— Простите, ведь вы Анхела Риджмонт, автор этих картин? — слегка робея, спросила девушка лет восемнадцати с задорной рыжей челкой. — Я видела ваш портрет в газетах и там же прочла о выставке… Вы… вы ведь не обидитесь, если я попрошу у вас автограф?

Окончательно засмущавшись, Анхела вывела на врученном ей проспекте выставки свою подпись.