Через год после операции на почечной артерии ему снова пришлось лечь в клинику: на этот раз у него произошла закупорка сонной артерии, одной из главных артерий, ведущих от аорты к основанию черепа и питающих кровью мозг. Если вовремя не принять меры, такое заболевание может привести к инсульту или даже к внезапной смерти. Ему рассекли шею, затем поставили зажим на артерию, чтобы прекратить ток крови. Затем в артерии сделали надрез и удалили тромб, вызывавший непроходимость кровеносного сосуда. Ему было бы легче, если бы хоть кто-то находился рядом с ним перед столь опасной и требующей ювелирного мастерства операцией, но Нэнси, лишившись помощи мужа, была поглощена своей работой и уходом за детьми, а в Старфиш Бич он не знал никого, кто мог откликнуться на просьбу о помощи. Он ни в коем случае не желал вызывать к себе брата, отрывая его от дел и сбивая напряженный график его работы. Он знал, что станет для него причиной треволнений и забот, хотя его отпустят домой уже на следующее утро после операции — при условии, что она пройдет без осложнений. Это была не такая сложная процедура, как операция на сердце, когда ему поставили пять шунтов, и не такая опасная, как гнойный аппендицит с перитонитом, — в ней не было ничего экстраординарного — так говорил ему добродушный хирург, внушая, что эндартерэктомия сонной артерии — элементарная вещь и что через денек-другой он снова будет стоять за мольбертом.

Итак, рано утром он отправился в больницу один. Ему пришлось долго ждать в застекленной приемной вместе с десятком других пациентов в больничных халатах, кому назначили операцию в первой половине дня. Он решил, что часов до четырех, пока народ не рассосется, здесь будет такое же столпотворение. Прооперированных больных увозили через другую дверь в палату; некоторых, как ему было понятно, могла ждать совсем другая участь, но тем не менее все, кому предстояла операция, спокойно сидели в вестибюле, проводя время за чтением утренних газет. Когда кого-нибудь вызывали в операционную, выкликнув его имя, он вставал, отдавая кипы газет любому, кто бы их ни попросил. По тишине и спокойствию, царившим в помещении для ожидания, могло показаться, что люди сидят в очереди к парикмахеру, а не ждут момента, когда хирург рассечет артерию, питающую мозг.

Пока он сидел в вестибюле, дожидаясь своей очереди, с ним заговорил сосед, который давал ему почитать страничку со спортивными новостями. На первый взгляд соседу было сорок с небольшим или чуть за пятьдесят, но лицо у него было бледное, одутловатое, тихий голос дрожал.

— Сначала умерла мама, — сказал он. — А через полгода — папа. Через восемь месяцев после папиной смерти скончалась моя единственная сестра, а годом позже распался мой брак, и жена забрала себе все, что у меня было. После этого мне в голову стали приходить ужасные вещи: мне казалось, будто кто-то приходит ко мне и говорит: «А сейчас мы отрежем тебе правую руку. Посмотрим, выдержишь ты или нет». И мне отрезали правую руку. А потом ко мне снова приходили и говорили: «Теперь мы отрежем тебе левую руку». Когда и это было сделано, они вернулись и спросили: «Тебе мало? Может, хватит? Или ты хочешь продолжать? Ну, тогда мы отрубим тебе ноги». И все это время я думаю: «Может, действительно хватит? Может, пора кончать со всем? Когда же придет мой час? Когда у меня хватит мужества включить газ и сунуть голову в духовку? Когда я пойму, что сыт по горло и не стоит тянуть дальше?» Вот с такими черными мыслями я жил последние десять лет. Целых десять лет я страдал от горя! А теперь мне не до душевных страданий, когда началось все это дерьмо…

Когда подошла его очередь, сосед протянул руку за спортивной страничкой, чтобы забрать ее. Через несколько секунд он уже покорно тащился вслед за медсестрой в операционную.