Дома Наташа устроила в коробке из-под обуви гнездышко для маленького друга. Накрошила ему хлеба, но птенец не стал клевать.

– Мама, он не ест! Почему? – спросила девочка, поднимая глаза, полные слез.

– Он еще маленький и не умеет есть. Мама-скворчиха кормит его птичьим молоком.

– Так его зовут скворушкой? Здорово! А как нам теперь быть?

– Мы ничего не можем сделать, – промолвила устало мать, но, заметив, что девочка вот-вот заплачет, обняла ее и сказала: – Тебе нельзя волноваться, а то снова пойдет кровь. Нужно принять успокоительное лекарство и полежать.

– А что будет с ним? Не могу я лежать!

– Выпей лекарство, а насчет птенца что-нибудь придумаем. Ты не волнуйся. Тебе нельзя. – Голос матери убаюкивал. Ната закрыла глаза и задремала.

Проснувшись, она первым делом побежала к коробочке. Птенец сидел нахохлившись, глазки у него были закрыты. Ребенок осторожно погладил его, но скворушка был холодный и жесткий. Взяв его в руки, она увидела, что тот мертв, и громко зарыдала. На плач прибежала мать и, поняв все без слов, обняла дочку.

– Не плачь, он бы все равно не выжил. Выпавшие из гнезда птенцы никогда не выживают…

– Почему?

– Так устроена жизнь. Если ты выпал из гнезда – ты пропал…

Вам помогает блюститель порядка? Значит, у вас есть что взять

Наталья вздрогнула от того, что дети дергали ее за рукава. Осмотревшись, она увидела автобус по ту сторону дороги.

Подхватив детей на руки, зашла в салон. Сидячих мест не оказалось, и она с детьми примостилась на ступеньках у передней двери. Теплый воздух от печки дул прямо на них. Стало тепло и комфортно, но вот беда: чем теплее становилось Наталье, тем ощутимее воняло керосином и затхлыми одеждами. Она сама стала испытывать приступ дурноты, а затем начали возмущаться и пассажиры, стоящие рядом.

– Неужели трудно было головы от вшей аптечным средством обработать? Обязательно надо по старинке керосином вымазать! – скороговоркой протараторила пожилая дама.

– Мама, мне плохо!.. – запричитала молоденькая девица с явными признаками беременности.

Сидящая рядом с ней на переднем сиденье дама обратилась к водителю:

– Или ты сейчас остановишься и высадишь этих вонючих бомжей, или мы с дочкой высадим и их, и тебя вместе с ними. Я в своем автобусе не желаю побирушек подвозить!

– Да! Пусть выходят! – зашумели пассажиры.

Парадокс!.. Еще час назад Наталья покупала людей целыми автобусами и смотрела из окон своего кабинета, как они, пугаясь неизвестности, выстраивались в шеренги под присмотром ее опричников. Ее доктора делили их на «годных» и «негодных». «Годные» получали приличное питание и уход. «Негодные» ютились в хибарах, построенных ею, и ради куска хлеба перебирали мусор на свалке. А она брезгливо отворачивала лицо при встрече со своим «товаром», едва учуяв запах пота своих рабов.

И вот теперь ее, как шелудивую кошку, выгнали те, кого она покупала по весу. Теперь она испытывала стыд за свои поступки. Ей хотелось стать на колени и вымаливать прощения у всех, кого она загубила.

Удивительно, но Наталья спокойно отнеслась к тому, что ее с детьми выгнали из автобуса. Ежась от холода, она пониже натянула дырявую шапку, взяла за руки детей и зашагала с ними по дороге в сторону уехавшего автобуса. Наученная несколькими часами бегства, она понимала, что стоять на морозе – означает замерзнуть!

Патрульный уазик с тремя полицейскими возвращался с вызова.