— Забудь о прошлом! — медленно и властно проговорил он, закипая желанием от того, что она говорила и делала и потому что сидела, слегка прижавшись к нему, но так, чтобы он видел все ее соблазнительное неглиже. — Я здесь, и в твоей жизни и в твоей памяти не должно быть другого мужчины, это ты уяснила себе, моя дорогая весталка? Именно эти древнеримские жрицы носили на себе одно покрывало белого цвета и головную повязку — и ничего более, я не ошибся?.. Вполне в твоем духе…

Она опять рассмеялась — на этот раз над его ревностью, опустила ресницы и стала на секунду смущенной и беззащитной, проступившее в ней девичество ее очень красило. Когда она открыла глаза, потемневшие от прилива страсти, Мелтон почувствовал, что тонет в их глубоком, бездонном омуте. Он схватил ее мягким звериным движением за талию и под коленки и уложил на кровать рядом с собой. Она смотрела ему в глаза, не отводя взгляда. Он провел ладонями по гладкой, шелковистой коже. Жадно прижался губами к нежной шее в том месте, где бешеными толчками бился пульс. Ее зубы начали легонько покусывать мочку его уха, и оба запылали в огне страсти…

Позже — много позже — Екатерина поднялась и подошла к туалетному столику.

— Тебе пора бы одеться… — негромко сказала она. — Так мы говорили о дне, когда я впервые встретилась с Клеменсом?

— Ты хочешь что-то добавить?

— Хочу… Помню, на нем была распахнутая на груди шелковая рубашка и пурпурный шелковый халат, отороченный соболем. Клеменс был настолько изумлен моим появлением, что даже забыл попросить разрешения выйти, чтобы переодеться в более официальный костюм.

— А спросить, зачем ты явилась, он не забыл? — поинтересовался Ричард, отбрасывая в сторону простыню.

— Говорю же тебе, я забыла все, что происходило тогда…

— А пурпурный шелковый халат помнишь? Отороченный соболем… И распахнутую на груди шелковую рубашку… Полагаю, царь Александр сможет напомнить тебе все остальное, или Волконский отыщет это в своих записях… У имперской секретной службы длинная память!

В голосе вольготно раскинувшегося на кровати мужчины звучал открытый сарказм. Екатерина повернулась и взглянула на Ричарда, задержав руку с гребнем на полпути к своим волосам — блеснули бриллианты, которыми была украшена расческа.

— Почему тебя так раздражают тайные службы? — мягко спросила она, коснувшись гребнем копны пышных волос. Ричард пристально и неотрывно, как вышедший на охоту тигр, следил за тем, что она делает. — Никогда не упускаешь случая пройтись на их счет!..

— Да, я очень не люблю всю эту систему, — отвечал Мелтон, выделив голосом последнее слово и любуясь ее волосами. — И мне противна мысль, что кто-то может шпионить, особенно ты.

— И кто же тебе сообщил, что я шпионю?

— Так уж получилось, что царь. Он с удовольствием как-то сказал вскользь, что ты его самая красивая и искусная шпионка.

Екатерина пожала плечами, тряхнув волосами.

— Напрасно беспокоишься. Как я уже говорила, те дни давно миновали.

— Но ты можешь ему вновь понадобиться.

— О, только не сейчас. Меттерних — его злейший враг. Но я сейчас ничем не могу быть полезна царю в этом смысле.

— Женщине следует подальше держаться от политики. И дипломатии тоже. Не играть в эти грязные и опасные игры.

Екатерина раскатилась смехом, и он серебряным колокольчиком прозвенел в просторной комнате.