— Не возражаете прихватить кого-нибудь по дороге?
— Пожалуйста.
Шофер открыл дверцу и крикнул в длинную очередь:
— Кому на Васильевский?..
Правильно. Нужно ехать именно на Васильевский… Не домой, а именно на Васильевский, где после развода Вера жила с матерью и Мишкой. Мишка там, и нужно ехать туда.
Открыла теща. Глаза ее сразу же наполнились слезами. Она обняла Карцева, повисла на нем и слабо закричала:
— Шуренька!.. Шуренька!.. Пропала моя доченька, пропала!..
Карцев беспомощно погладил ее по голове:
— Тихо, тихо, мама… Мишку напугаете…
Теща всхлипнула и застонала:
— Сидит, маленький, сиротинушка моя, да все про мамочку спрашивает!..
Карцев почувствовал, что теща врет. Он отстранил ее и пошел в конец длинного коридора. Он шел, и за его спиной тихонько приоткрывались двери соседних комнат.
Когда Карцев распахнул дверь, Мишка растерянно улыбнулся и слез с дивана. Он стоял загорелый, коротко постриженный и поэтому немного чужой. Карцев шагнул вперед, и что-то горячее подступило к глазам и перехватило горло. Мишка стал расплываться и терять очертания. Карцев судорожно втянул сквозь стиснутые зубы воздух и, спасая себя, подхватил Мишку на руки.
— Папа… — сказал Мишка и затрепыхался.
Но Карцев еще сильнее прижал его к себе и зарылся лицом в несвежую Мишкину рубашонку. Мишка затих, и Карцев слушал, как мелко и часто стучало его сердце…
В субботу Вера отпросилась у своего шефа — заведующего кафедрой невропатологии профессора Зандберга — за час до общего окончания работы.
Зандберг сидел в ординаторской и пил холодный чай вприкуску. Рукава халата у него были закатаны по локоть, открывая толстые веснушчатые руки, густо поросшие седыми волосами.
— Что-нибудь дома? — спросил Зандберг. — Мишка заболел?
Он любил Веру и считал ее самым способным аспирантом на кафедре. Ему нравилось, что Вера мастер спорта по плаванию, и он часто этим хвастался.
— Тьфу, тьфу… — сплюнула Вера. — Слава богу, его нет в городе.
— Почему «слава богу»? — удивился Зандберг.
— Пыль, жара…
— Он опять гастролирует по циркам? С вашим… бывшим?
Вера улыбнулась:
— Нет. Они с мамой в Осташкове. На Селигере…
— А-а-а… — протянул Зандберг. Ему было жарко, скучно и хотелось по-говорить. — Так куда же вы торопитесь?
Вера посмотрела на часы.
— Давид Львович, если вы еще хоть раз скажете «а-а-а…», то мне будет некуда торопиться. Я повсюду опоздаю…
— У вас роман? — спросил Зандберг и вкусно захрустел сахаром.
— Ох, если бы!.. — вздохнула Вера и стала снимать халат. — Я еду на рыбалку.
Зандберг с уважением посмотрел на Веру. Ему всю жизнь хотелось ездить на рыбалку, жечь ночью костер в лесу и по утрам дрогнуть в провисшей от сырости палатке. И он никогда этого не делал.
— У вас роман… — с завистью сказал Зандберг.
Нет, конечно, это был не роман…
Берта, или, как ее называли, Большая Берта, давняя приятельница Веры, наконец вышла замуж. Этот факт всем казался невероятным. В том числе и самой Берте. Ее устрашающие размеры и ничем не прикрытое желание выйти замуж сегодня, сейчас, немедленно, сию минуту и за кого угодно удерживали мужчин даже от элементарной вежливости. Ей просто не рисковали подать пальто. И поэтому, когда Берта наперекор всему все-таки вышла замуж, она стала таскать своего мужа ко всем друзьям и знакомым. |