Хирургическая техника позволяла делать сложные операции, но применять ее возможно было не для спасения живых, а для упражнений на трупах. Теоретические знания далеко обогнали практические возможности.

Так обстояло дело в хирургии, когда Пирогов, после отставки профессора Буша, был приглашен на его место в Медико-хирургическую академию. Так оно обстояло во все пятнадцать лет профессорства Пирогова. Не совсем, правда, так — на шестом году работы его в академии были открыты необыкновенные обезболивающие свойства паров эфира, и Пирогов незамедлительно применил новое открытие в своей практике. Но в смысле послеоперационных осложнений все оставалось по-прежнему. Создай Листер свое учение об антисептике на четверть века раньше, насколько богаче, плодотворней и глубже был бы вклад Пирогова в хирургию!

Пожелание, разумеется, фантастическое, потому что в науке ничто не рождается из ничего: идея антисептики не могла возникнуть, пока не появилось учение Луи Пастера о роли микробов в процессах гниения, а оно, в свою очередь, не могло появиться, пока Пастер от кристаллографии не перешел к биологии. Так что всему свое время. Я только хочу сказать, что заложенный в Пирогове огромный талант не мог беспрепятственно развиться при тогдашнем состоянии наук; что по гениальности своей он мог дать еще больше хирургии, еще дальше двинуть ее вперед.

Но он и так сделал многое.

Он создал для хирургии ее собственную специальную анатомию— анатомию топографическую. Он создал оперативную и военно-полевую хирургию. Повернул развитие хирургической науки на новый путь — путь анатомофизиологический.

Пирогов согласился стать профессором Медико-хирургической академии при одном непременном условии: академия учредит новую кафедру госпитальной хирургии и при ней — клинику. Он вполне резонно обосновывал свое условие: существующие клиники, и в академии, и в других медицинских учебных заведениях, обязаны давать молодым врачам только основные понятия о распознавании, ходе и лечении болезней. Практических же знаний врачи не получают. Поэтому, становясь самостоятельными сразу же после получения диплома, они не могут принести ожидаемой от них пользы и первое время оказываются в затруднительном положении. Между тем именно высшая медицинская школа должна давать им не только теоретическое, но и практическое образование, приучить к самостоятельности еще во время учения. Для этой цели и нужно сверх обыкновенных клиник создать еще и клиники госпитальной терапии и хирургии, приданные соответствующим кафедрам.

Предложение Пирогова приняли. Только тогда он согласился стать профессором госпитальной хирургии и прикладной анатомии и главным врачом хирургического отделения 2-го военно-сухопутного госпиталя, находящегося неподалеку от академии. Тысяча коек и полная независимость от госпитального начальства вполне устраивали Пирогова.

Независимость на поверку оказалась чисто номинальной. Что касается тысячи коек в палатах — гнев и ужас охватили Пирогова, когда он обошел хирургическое отделение. Палаты, на 60—100 мест каждая, не имели вентиляции, и оттого в коридорах стояла неимоверная вонь. Тут же, в палатах, на глазах у больных, производились операции — специальной комнаты для операций не было. В гангренозном отделении у молодых, косая сажень в плечах, гвардейцев до самых кишок прогнили от гангрены животы. Полным-полно было больных рожистым воспалением и острым гнойным отеком, а тряпки для припарок и компрессов фельдшера использовали по многу раз, даже не стирая их. Кормили несчастных пациентов бог знает какими помоями; лечили тоже неведомо чем — лекарства из госпитальной аптеки были похожи на что угодно, только не на лекарства: вместо хинина давалась бычья желчь, вместо рыбьего жира — какое-то неведомое масло.