Оказалось, что писатель любил детективы. И не стеснялся своей любви. Я сразу понял, что в его груди билось честное, благородное сердце.
Были тут и книги самого Гл. Бородаева. На них тоже стояли лиловые штампы.
Опытный глаз мог бы безошибочно определить, что чаще всего у писателя брали почитать его повесть, название которой заставило меня вздрогнуть: «Тайна старой дачи». Она была самой затрепанной.
— Детектив? — шепотом спросил я у Глеба. Он утвердительно мотнул головой.
— Дай почитать…
— Но это же экспонат! — вмешался стоявший рядом Покойник. И лениво кивнул на плакат, вывешенный Мироновой:
«Руками не трогать!» — Тебя не касается! — ответил я Покойнику с плохо скрываемым раздражением.
И вновь обратился к Глебу: — На одну только ночь!
— Хорошо, возьми, — сказал Глеб громко и внятно, как почти никогда раньше не говорил.
Мне показалось, ему было приятно, что он может разрешить, а мог бы и запретить. Но потом я подумал: «Нет, у него такой гордый вид просто потому, что я хочу почитать книгу его дедушки. Я бы тоже гордился. Это вполне естественно!» Повесть произвела на меня огромное впечатление. В предисловии было написано, что "она относится к позднему периоду творческой деятельности Гл.
Бородаева". Значит, на старости лет он вдруг полюбил детективы. А мои родители уверяли, что увлечение детективами — «это мальчишество». О, какие легкомысленные, поспешные выводы мы порой делаем!..
Да, «Тайна старой дачи» меня потрясла. Там было все, что я так ценил в художественной литературе: убийство и расследование.
Зимой на даче пропал человек. Исчез, испарился, как будто его и не было!
Это случилось ночью. Прямо под Новый год! Все окна и двери были заперты изнутри. Утром на снегу не нашли никаких следов. На протяжении трехсот двадцати трех с половиной страниц пропавшего искали следователи, собаки и родственники. Но напрасно… Это был единственный детектив из всех, которые я читал, где преступников не поймали.
В послесловии было написано: «Итак, преступников не обнаружили… Но зато обнаружила себя творческая индивидуальность автора! Он не пошел проторенным путем. В повести не найдешь „чужих следов“, как не было их возле старой дачи после таинственного исчезновения… „Тайна старой дачи“ так и осталась тайной. Зато читателю есть над чем поразмыслить!» Я размышлял несколько дней.
Глеб сказал, что дедушка описал дачу, на которой прошли последние годы его жизни.
— Детективный период? — спросил я.
— Нет, он только одну эту книгу… Больше он ни одной… Это была последняя…
— Лебединая песня! — воскликнул оказавшийся рядом Покойник. Он любил встревать в чужой разговор.
— Вот бы съездить на эту дачу! — сказал я.
— Всего час… Если на электричке… — ответил Глеб.
— Экскурсия на место событий? — усмехнулся Покойник. Убийства Покойника не волновали: он привык думать о смерти.
Святослав Николаевич сказал, что «Уголок Бородаева» необходимо украсить семейными фотографиями.
На следующий день Глеб принес старую карточку, на которой усы у Гл.
Бородаева почти совсем выцвели, лицо пожелтело. Он сидел в центре, а рядом стояли какие-то люди. Святослав Николаевич спросил у Глеба, кем они приходятся писателю. Глеб не знал.
— Вот наш кружок и прикоснется к поиску, к литературному исследованию! — воскликнул Святослав Николаевич. — Узнай дома, кто запечатлен фотографом на этой семейной реликвии.
Когда через три дня фотографию поместили на стенде, под ней была подпись:
«Писатель Гл. |