Антуан стоит рядом, опустив голову. Ему тяжело, что он ничего не может сделать.

—   Я требую, чтобы прения велись по существу дела! — кричит кто-то Тальену.

Ага, «по существу дела» — значит о моем аресте! М-да, Та­льен просто глупец, несет какую-то отвлеченную чушь. Но остальные... Они понимают — отклонение от темы опасно!

— Я сумею вернуть прения к существу дела! — восклицаю я.

Я делаю ещё одну попытку подняться на трибуну, начать

речь. Безрезультатно. Мне не дают даже слова сказать!

—  Долой тирана! — гремит отовсюду.

—  Ты, Робеспьер, арестовывал патриотов! — орет Тальен.

— Ложь! — могу только ответить я.

Я спускаюсь к подножию трибуны. Я смотрю на моих кол­лег. Они делают вид, что ничего не происходит.

—   К вам, порядочные граждане, не к этим убийцам, взы­ваю я! — обращаюсь я к ним.

Все безрезультатно. Неужели у меня нет никаких шансов? Только бороться! Они не смогут сломить меня!

Я вновь прорываюсь к трибуне. Мне приходится прибег­нуть к силе. Я расталкиваю врагов. Наношу удары. Представ­ляю, с каким интересом наблюдают за дракой телевизионщи­ки! Но врагов много, а я один. Я вновь оказываюсь у подно­жия трибуны.

—    В последний раз, председатель убийц, дай мне гово­рить или убей меня! — обращаюсь я к председателю.

Колло ушел, его место занял его приятель. Он, как ни в чём не бывало, звонит в колокольчик. Хохот и крики из за­ла — мне ответ.

Я пытаюсь говорить. Не могу... Меня бьёт кашель. Это все из-за моих попыток переорать собравшихся.

—  Тебя душит кровь Дантона! — кричат мне.

—   Значит, за Дантона хотите вы отомстить мне, трусы? — иронично отвечаю я. — Почему же вы не защитили его, сво­лочи!

Именно они добивались казни Дантона, а теперь прики­дываются верными друзьями погибшего. В их интересах было сначала избавиться от Дантона, а потом уже от меня. Сейчас они всеми силами стараются выглядеть героями. А я — тиран? Да, так они хотят всё представить народу!

—    Как тяжело свалить тирана, — переговариваются со­бравшиеся.

Если бы я был тираном. Все было бы по-другому. Я бы уничтожил всех. Всех и сразу. Ни один приказ не проходил бы без моего ведома! Своим подлизам я бы давал богатые подачки, а любого, кто был бы против меня и моих идей, убирал.

Я замечаю, Тальен делает какой-то знак.

—   Предлагаю издать декрет об аресте Робеспьера! — кри­чит кто-то.

Воцаряется тишина. «Актеры» решили взять паузу.

И вот начинается голосование. Я молю Бога, только бы мои друзья не пострадали. Я смотрю на галерею. Мадлен крепко держит за руку Светлану, которая готова броситься сюда. Ох, Светик, Светик, мой юный верный друг.

—   Я виновен так же, как и мой брат, — выводит меня из оцепенения голос. — Я разделяю его добродетели! Я требую, чтобы обвинительный декрет был издан и против меня!

Господи! Огюстен! Зачем?

Я рьяно защищаю брата. Привожу весомые аргументы. Нет, меня игнорируют!

—  Тогда запишите меня! — кричит Антуан.

—  Меня тоже не забудьте! — добавляет Кутон.

Подбегает Леба.

—   Я не хочу разделять позор этого декрета, — говорит он. — Я требую своего ареста.

Я ничего не могу сделать. Я бессилен. Надеюсь, хоть Светлана будет более благоразумна. Я смотрю на нее. Мадлен зажимает ей рот рукой. Но она же не сможет долго сдержи­вать Светлану.