|
И еще один проблеск, с ней связанный. Мы читаем: "Лишенный товарищества и сочувствия своей ребенка-жены, он мучился тем, что было для него изысканной агонией крайней брошенности. Ночь за ночью он вставал, бессонный, с постели, и, одевшись, шел к могиле утраченной, и, бросаясь на холодную землю, горько плакал целыми часами. Тот самый наваждающий страх, который владел им, когда он писал «Ворона», владел им теперь, и до такой степени, что он не мог более спать, если около его постели не сидел какой-нибудь друг. Мистрис Клемм, его всегдашняя преданная утешительница, наиболее часто исполняла обязанности сиделки. Поэт, легши в постель, звал ее, и, между тем как она гладила своею рукой его широкий лоб, он предавался безумным полетам фантазии в Эдем своих снов. Он никогда не говорил и не двигался в такие мгновения, разве, если рука удалялась от его лба; тогда, с детской наивностью продолжая лежать с полузакрытыми глазами, он восклицал: "Нет, нет, еще не — !" Мать или друг оставались с ним, пока он совершенно не засыпал, тогда бывший с ним тихонько оставлял его".
Этот друг, что с ним был, убаюкивая, и тихонько его оставлял — кто он был? Не она, что любила напевность и любила делать добро, и любила помогать, помогла, но не до конца, ушла? Ушла, как все ушли — исчезла из жизни своенравного, причудливого и огорченного, — как листок, что сияет такой нежный и свежий весной, совсем естественно, просто, отпадает от ветки с наступлением осени. "Но в страшный миг, о, милый друг, я не приду к тебе". Три яркие события из последних двух лет Эдгара По необходимо еще отметить хотя бы беглым указанием. Возникновение «Эврики»; страстное увлечение, страстная любовь к поэтессе Елене Уитман; и воздушная, идеальная любовь-дружба, влюбленная дружба с самой очаровательной после Виргинии и наиболее искренно его любившей, но бывшей чужою женой, трогательной Анни. Несмотря на все потрясения, творческая энергия такого кипучего ума, как вулканический ум Эдгара По, не могла не накопляться и не проявляться. Он всю жизнь лелеял план основать свой собственный журнал, где Эдгар По мог бы целиком и сполна быть Эдгаром По. Эта мысль много раз как бы приближалась к воплощению, и каждый раз блуждающий огонек обманывал. Этот огонек заманил его окончательно в сеть последних событий, внутренне как бы и не связанных причинно, а внешне, все же, кончившихся его смертью. Но, прежде чем отправиться в последнее свое странствие для осуществления литературных планов, он успел написать философскую космогоническую поэму «Эврика», которая безмерно удалена от вопросов текущего дня. Он думал, что здесь он, действительно, нашел Архимедов рычаг, и был так уверен в подавляющем успехе книги, что убеждал издателя, сумевшего заинтересоваться такою отвлеченностью, напечатать 50 000 экземпляров. Издатель устранил два нуля и напечатал 500 экземпляров. Деловому человеку вряд ли пришлось раскаиваться. Страница любви между Эдгаром По и Еленой Уитман, быстро возникшей и быстро порвавшейся, вряд ли может быть рассказана без примешивания слов о личном к тому отношении рассказывающего, но говорить вопросительно или судительно о том, почему и как это могло случиться, что двое, искренно друг друга любивших, не соединились, — не значило ли бы это неуместно врываться в чужое Святая Святых и пытаться докончить картину, которую не кончил художник. Эдгар По, то была душа огненно стремительная, быстрая, непреклонная — кому поспеть за ним — для него, как для ребенка или как для верховного царя — "Все, что я хочу, я хочу сейчас". Как жаль! Как жаль! Нельзя горячими, хоть любящими, перстами раскрыть сегодня ту цветочную чашу, которая раскроется — раскрылась бы — раскроется — завтра — послезавтра. Испанская поговорка гласит — "Manna sera otro dia" — "Завтра будет другой день". |
