При виде отца он вскочил.
— Запри дверь, Мэри, — торопливо проговорил молодой человек. — Запри дверь! Да ты, никак, меня не узнаешь, отец? Ну, да с тех пор, как ты меня выгнал из дому, прошло немало времени — не диво, что ты меня забыл.
— Так что же тебе тут нужно? — спросил отец, садясь на табурет по другую сторону очага. — Что тебе нужно?
— Убежище, — отвечал сын. — Я попал в беду. Ну вот. Если меня схватят петля на шею. Это — как пить дать. Если вы меня тут не укроете, меня непременно схватят. Это тоже как пить дать. Вот и все.
— Так, стало быть, ты грабежами да убийствами занимаешься, да? спросил отец.
— Стало быть, так, — отвечал сын. — Тебя это удивляет, отец?
Он в упор посмотрел на отца, тот отвел глаза и потупился.
— Где твои братья? — спросил он после продолжительного молчания.
— Там, где они уже не станут тебя беспокоить. Джон уехал в Америку, а Генри умер.
— Умер! — воскликнул отец — тут даже он невольно содрогнулся.
— Умер, — повторил молодой человек. — Он умер у меня на руках, лесник подстрелил его, как собаку. Он повалился навзничь, я его подхватил, и кровь его текла по моим пальцам. Она лилась из груди, как вода. От потери крови он ослаб и почти ничего уже не различал, но он нашел в себе силы броситься на колени, тут же, в траве, и начать молиться. Он просил бога внять мольбам его матери, если она взята на небо, мольбам о своем младшем сыне. «Я ведь был ее любимцем, Уилл, — сказал он, — и мне сладко вспоминать, что как ни мал я был, когда она умирала, и как ни разрывалось мое сердечко от горя, а все же я мог, стоя на коленях в ногах се постели, возблагодарить бога за ту любовь, какую он внушил мне к матери, за то, что я не исторгнул ни единой слезы из ее очей… Ах, Уилл, зачем ее у вас отняли, — зачем ее, а не отца?» Это были его последние слова, отец, — продолжал молодой человек, — как хочешь, так и понимай. В пьяном угаре ты ударил его по лицу в то утро — помнишь, — когда мы убежали из дому? Вот и все.
Девушка громко рыдала. Отец, уткнув голову в колени, мерно раскачивался из стороны в сторону.
— Если меня схватят, — продолжал между тем молодой человек, — меня увезут обратно — туда, где я убил лесника, и там, на месте, повесят. Без твоей помощи отец, меня здесь не разыщут. Дело твое, конечно, — может, ты сам захочешь выдать меня. А нет — тем лучше: я бы тут переждал немного, а там махнул бы за границу.
Целых два дня все трое сидели безвыходно в убогой комнатушке. К концу третьего девушке стало совсем невмоготу — так худо ей за все время не бывало. Тут еще и последние крохи съестного подобрались. Кому-нибудь непременно нужно было выйти из дому. Девушка была слишком слаба и больна, и вот — совсем уже к вечеру пошел отец.
Он получил лекарство для дочери и небольшое денежное пособие и, кроме того, на обратном пути, подержав кому-то лошадь, заработал еще шесть пенсов. Денег, которые он таким образом достал, могло хватит на удовлетворение самых насущных нужд дня на два, на три. Поровнявшись с пивнушкой, он слегка убавил шаг, однако совсем уже было прошел мимо, но — снова убавил шаг и, наконец, юркнул в дверь. Какие-то два человека стояли возле пивной и что-то высматривали, но он их не заметил. Его нерешительная походка привлекла их внимание в ту самую минуту, как они, отчаявшись, уже хотели махнуть рукой на дальнейшие поиски. И когда он, наконец, завернул все же в пивную, они последовали туда за ним.
— Как хочешь, а стаканчик тебе со мной распить придется, дружище, сказал один из них, ставя перед ним стакан, полный вина. |