Прежде чем я закончу историю болезни госпожи фон Н., я хочу сделать одно замечание. Оба мы, доктор Бройер и я, знали достаточно хорошо описываемую пациентку, причём в течении довольно продолжительного времени. Попытка сравнить её необычный образ с другими представителями истеричной психики, традиционно считающимися испокон веков классическими истеричками, вызывала у нас лишь улыбку. Если в работе с госпожой Сесилией М. можно легко прийти к выводу, что даже тяжелейшие формы истерии могут прекрасно сосуществовать с богатой и оригинальной одарённостью – впрочем, такое хорошо заметно в биографиях женщин, вошедших в историю и литературу -, то в случае госпожи Эмми фон Н. мы имеем великолепный образец того, что истерия вовсе не исключает превосходно развитого характера и способности целеустремлённо и активно вести практическую жизнь. И Бройер, и я хорошо знали эту великолепную женщину, нам глубоко импонировали та нравственная серьёзность при выполнении ею своих обязанностей, её явно мужские интеллект и энергия, высокая образованность и любовь к истине. Её доброжелательное, заботливое отношение ко всем подчинённым ей людям, внутренняя скромность и утончённость в обхождении с людьми заставляли уважать её и как госпожу. Назвать такую женщину «дегенерировавшей» значило бы исказить смысл слова до полной неузнаваемости. Поэтому, наверное, было бы неплохо понятийно обособить «предрасположенных» людей от действительно «дегенерировавших», в противном случае придется признать, что доброй частью своих великих достижений человечество обязано усилиям «дегенерировавших» индивидов.

Признаюсь также в том, что во всей истории госпожи фон Н. я так ничего и не нашёл из того, что можно было бы отнести к «ограниченности психической активности», посредством которой Пьер Жане пытается объяснить возникновение истерии. По его взглядам, истеричная диспозиция (предрасположенность) заключается в патологической узости поля сознания (вследствие наследственной дегенерации), что в свою очередь приводит к распаду Я и к организации целого ряда вторичных личностей. Поэтому остаток Я, который имеется после вычета всех истерично организованных психических групп, отличается гораздо меньшей работоспособностью, чем нормальное Я. В соответствии со взглядами Жане, это Я истериков перегружено стигмами, осуждено на моноидеизм (ограниченность мышления одним направлением, его узость), оно не способно и на обычные волевые усилия, требуемые самой жизнью. Я полагаю, что болезненные состояния, действительно являющиеся следствием истеричного изменения сознания, Жане незаконно возвысил до ранга первичных условий, необходимых для возникновения истерии. Эта тема стоит более подробного обсуждения в другом месте; я не замечал какого-либо ослабления психической деятельности у госпожи фон Н. Даже в периоды наиболее тяжёлых страданий, пациентка оставалась способной вносить свою долю заботы в руководство большим промышленным предприятием, никогда не теряла из виду необходимость воспитания дочерей, продолжала вести активную переписку с духовно выдающимися людьми, короче говоря, госпожа фон Н. столь интенсивно отдавалась выполнению всех своих многочисленных обязанностей, что существование у ней болезни оставалось скрытым для глаз других людей. Но мне приходится всё же считать, что в конце концов такая проявляемая её повышенная активность должна иметь своё естественное завершение, такое невозможно осуществлять в течении долгого времени, это неизбежно должно было привести к хронической усталости, ко вторичной «Misиre psychologique» (ставке на психологию). Вероятно, в то время, когда я впервые её увидел, такие расстройства работоспособности стали уже весомо ощущаться, но в любом случае тяжёлая истерия существовала у неё уже за многие годы до появления признаков хронической усталости.

Дополнение 1924 года. Догадываюсь, что сегодня вряд ли хотя бы один аналитик сможет прочитать эту историю болезни без сочувственной улыбки.