|
Он что-то говорил. Сначала я не обратил на это внимания, думал, что он рассуждает вслух, как есть у некоторых привычка, или молится. Но ступая по ковру легче, я услышал мерное, плавное чтение, почти пение, как будто стихов. Я остановился у полуотворенной двери и вслушался.
И зри-мо ей в мину-ту ста-ло Незри-мое с давнишних пор… - читал он нараспев, с амфазом, почти всхлипывая. Я стал припоминать, чьи это стихи, и, наконец, припомнил, что это романс Жуковского, только забыл, как он начинается. «Валентин читает стихи, знает Жуковского! Стало быть, и Пушкина и других! Да он развитой, образованный человек! Уж не инкогнито ли он?» – мелькнуло у меня в голове. И если б не эти бестенные голубые глаза, не этот красненький нос, не розовенькие галстучки и грациозные шажки с поджимаемой ножкой и я остановился бы на своем предположении. 323 Я осторожно вышел в переднюю, неслышно отворил к нему дверь и остановился. Он сидел задом к двери и за звуками своего голоса не слыхал моего прихода. Душе шепну-у-л приве-ет бываа-лый, Душе блеснуу-л знакомый вз-о-о-р… - заливался он все нараспев. И опять: И зри-и-мо ей в мину-ту ста-а-ло Незри-и-мое с давнишних пор… Он растягивал слова и ударял голосом на некоторых. Я сделал шаг к нему, он вскочил, сконфузился, проворно снял очки и хотел закинуть книгу на полку. Но я удержал его и взял книгу. Это был небольшой том стихотворений Жуковского, с оторванными листами начала и конца. – Что ты читал сейчас? – спросил я. – Да вот это самое. – Он указал на книгу: – Сочинение господина Жуковского. – Тебе нравится? – спросил я. – А как же-с: кому такое не понравится! – Почитай, пожалуйста, последнее, вот что ты сейчас читал, – попросил я. – Зачем вам: чтоб смеяться!.. – Нет, как можно! Напротив, я очень доволен, что ты занимаешься, читаешь, не так, как другие… Он заметно смягчился: ему понравилось и польстило мое замечание. Он взял книгу и надел очки. Они еле держались на его крошечном носу. Он был невыразимо смешон – и мне немалого труда стоило удержаться от смеха. – Это самое, или сначала прикажете? – спросил он. – Пожалуй, сначала. И он начал: Мину-вших дне-й очароваа-нье, Зачем (тут он взял высокую ноту, почти вскрикнул)опя-ть вос-кре-сло ты? Кто (опять ударение голосом) пробудил воспо-мина-нье И замолча-вшие мечты! Душе шепнул (тоненьким, нежным голоском запел он) приве-т быва-лый, Душе блесну-л знако-мый взо-р И зри-и-мо ей в мину-ту стало Незри-мое с давни-шних пор. 324 Последние слова он с умиленьем как будто допел и кончил почти плачем; голубые глаза увлажились; губы сладко улыбались. Он поглядел на меня, что я? Я чувствовал, что мне лицо прожигал смех, но я старался не улыбаться. – Ты все понимаешь? – спросил я, любопытствуя узнать, как он объясняет себе отвлеченные выражения Жуковского. – А вы понимаете? – вдруг скороговоркой спросил он. Он живо снял очки, положил книгу и пристально посмотрел на меня. – Как же: конечно, понимаю! – ответил я, озадаченный его вопросом. Он недоверчиво усмехнулся. – Вы и это тоже понимаете? – насмешливо спросил он, взял книгу, надел очки и, порывшись в листах, начал читать: Земли жил-е-е-ц безвы-ы-ходный – страд-анье, Ему судьбы на ча-сть нас обрекли; Здесь ра-дости не наше облада-нье… Я за него продолжал наизусть: Пролетные пленители земли Лишь по пути заносят нам преданье О благах, нам обещанных вдали. |
