Старый полковник сожалел, что жизнь прошла в служении Трагеру. Он сказал солдатам, что все они превратились в убийц — не то, что королевские гвардейцы во времена Лукьена. И за все злые деяния их, вероятно, постигнет кара. Многие королевские гвардейцы, в ком осталась хоть капля совести, подчинились приказу полковника Тарка и сдались. Но большинство — такие, как сержант Маррс, отказались вверить свою судьбу народу Гримхольда. Они просто покинули каньон.
В лице Миникин и ее народа Тарк встретил неожиданное милосердие. Его вместе с солдатами отправили в Джадор без оружия и в сопровождении посланников Гримхольда — дабы удостовериться, что джадори не причинят им вреда. Такова была воля Белоглазки, новой правительницы Джадора. Уступив просьбам Гилвина, она даровала лиирийцам жизнь, хотя они и убили ее отца и вырезали сотни ее соплеменников. Такого акта доброй воли Гилвин еще не видел, и это заставило его еще сильнее восхищаться Белоглазкой. Он знал, что это сделано лишь ради него.
А в Гримхольде Нечеловеки тихо наслаждались победой. Тихо — потому что Лукьен был тяжело ранен и находился при смерти. Он два дня оставался в постели, неподвижный, под присмотром Гилвина, Белоглазки и барона Гласса. Но смерть его была уже близка. Рыцарь потерял много крови, и рана начала гноиться. Миникин пыталась достучаться до его сознания, но оно было словно задернуто тучами и темно; жизнь еле теплилась в нем. Так что, несмотря на победу, над Гримхольдом тоже повисли тучи.
К концу третьего дня Гилвин потерял всякую надежду. Он обрел Белоглазку и новый дом, но его лучший друг умирал, а ему не пережить такую потерю. Он одиноко сидел в спальне, которую делил с Лукьеном, глядя на огонек свечи и предаваясь воспоминаниям. Он ужасно скучал по Фиггису. Будь старый библиотекарь здесь, он бы непременно утешил парня, но тот был мертв, как умерли все, кто был с ним в его прежней жизни. Как его мать. А теперь вот и Лукьен… Фарл принес еду, но она так и осталась нетронутой. Вокруг стояла мертвая тишина. Все нечеловеки перестали праздновать и радоваться, ибо их защитнику недолго осталось жить.
— Гилвин!
Юноша поднял глаза и увидел в дверях Белоглазку. Она ходила тихо, как будто призрак, и это всегда удивляло Гилвина. Он улыбнулся девушке.
— Прости, я не хотела тебе помешать. Но дверь была открыта, и я вошла. Барон Гласс сказал, что ты здесь. Почему ты не с Лукьеном?
— Что толку из этого? — взгляд Гилвина упал на тарелку с едой, и он отодвинул ее подальше. — Он умирает. Так сказала Миникин.
Белоглазка прошла через комнату и опустилась на колени рядом с юношей. Взяла его за руку.
— Тем более ты должен быть там, разве нет?
— Не могу. Не могу этого видеть. Смотреть, как он… — он еле удерживался от слез.
— Я бы все отдала за то, чтобы быть рядом с отцом в его последний час, Гилвин, — сказала Белоглазка. — У тебя есть такая возможность. Так воспользуйся же ею.
— Зачем? — вспыхнул Гилвин. Он отодвинулся от ее руки, не желая, чтобы его утешали. В нем бушевала злость. — Почему все должны умирать? Почему Миникин не спасет его? У нее же есть эти чертовы амулеты. Она может помочь ему в любой момент.
— И позволить ему жить, как ваша королева Кассандра? Узником, скрывающимся от собственного народа? Ты ведь знаешь: он бы этого не хотел, Гилвин. И только дух амулета может решать, кому носить их.
Гилвин не желал выслушивать логических рассуждений о магии Гримхольда. Лукьен умирает — вот единственно серьезный факт.
Миникин находилась в молитвенной комнате, общаясь с Амаразом. Она благодарила дух за то, что тот пощадил Гримхольд, объясняла, что была очень сердита на него и боялась за своих детей.
Амараз терпеливо выслушал ее. |