«Она слишком много плачет за эти сутки», — подумал Кларенс, пытаясь сесть. Что-то не давало, и он не сразу понял, что, пока плачущая Джессика поливает его лицо водой из фляжки, Том удерживает его за плечи, бормоча:

— Пап, пап, полежи еще немного, полежи…

— Вы меня сюда принесли? — Майор понял, что лежит на куртке. Твердо отстранил руки Томми, улыбнулся дочери и все-таки сел. Прислушался к себе — нет, все нормально. — Я потерял сознание… нервы, наверное. Да, нервы.

— Кто это был? На мотоцикле? — Том заглянул в глаза отцу — требовательно, пристально.

— Я не знаю, — покачал головой Кларенс. — Уехал, и хорошо. Ты прав — неприятный человек какой-то. Наверное, бандит.

Томми несколько секунд еще вглядывался в лицо отца и, видимо, предпочел поверить. Даже облегченно перевел дух и подмигнул Джессике:

— Ну вот, зря мы вчера перетрусили.

Не зря, подумал майор, вставая. Еле сдержал дрожь, вспомнив мотоциклиста. Думать о нем не хотелось. Но думалось — и Кларенс со спокойным ужасом, который теперь уже не отпускал его, не давал себе произнести то, что знал.

Он знал, кто это был. Как бы это дико и иррационально ни звучало! Но если это… то…

Джессика на заднем сиденье опять задремала. Это не очень нравилось Кларенсу, но, с другой стороны, пусть дремлет, меньше увидит и запомнит. Они вернутся в безопасное место, и все забудется, словно дурной сон. Майор отгонял от себя мысль о том, что, возможно, такого места больше нет. Нигде нет.

Томми сидел рядом. Ждал, когда отец наконец решит двигаться дальше. Потом сказал, глядя перед собой, — солнце уже поднялось высоко, но смотреть на него можно было совершенно спокойно:

— Пап, эти, вчера… они ведь были военные.

— Дезертиры, наверное, сынок. — Кларенс тоже взглянул на алый диск. — Когда русские сделали три восьмерки, у них тут за сутки разбежалась почти вся армия. Я хорошо помню, как это было.

— Пап, — Томми встал коленями на сиденье, — пап, мне не нравятся вон те тучи. Вон те. Справа от солнца. Смотри!

Отец и сын замолчали, глядя вперед.

Бурый, комковатый, шевелящийся полог надвигался с северо-запада. Небо словно быстро и равномерно закрашивали грязной краской.

И эта краска… была живой.

— Если бы мы были в Канзасе, я бы решил, что приближается ураган, — как можно спокойней сказал майор.

— Это и есть… ураган? — Томми вздрогнул, не сводя глаз с небосклона.

Тучи коснулись края солнечного диска и неостановимо, плавно ползли дальше и дальше.

— Нет, — покачал головой Кларенс. — Тут не бывает такого.

— А что это, пап?

— Я не знаю, сынок, — честно ответил майор.

— Это что-то страшное, — медленно сказал мальчик, снова возвращаясь взглядом к туче. — Смотри… птицы летят. И как много… — Он подался к лобовому стеклу. — Пап… пап, они убегают от этой тучи. Пап, ты видишь?! — И вдруг выкрикнул тонко: — О господи, пап!!! — И, отшатнувшись назад, всем телом влип в кресло — так, что оно хрустнуло.

Завопила Джессика.

Майор видел. И чувствовал, как холодеет, покрывается липким потом тело, поднимается дыбом каждая волосинка на коже. Ему вдруг захотелось завыть, выскочить из машины и бежать прочь, бежать с криком, бежать, пока…

Нет, тут дети.