Тим Скоренко. Ода абсолютной жестокости
Часть 1
Если бы я умел писать, я бы написал о себе книгу. Но я не умею писать. Потому что мне это не нужно. Потому что я – Риггер.
Глава 1. Гладиаторы
Я выхожу из дома и щурюсь. Солнце очень яркое. Оно режет глаза. Через минуту зрение восстанавливается. У колодца стоит Болт. Он только что умылся ледяной водой и выглядит несчастным. Мне очень хочется сделать какую-нибудь мерзость. Причём не кому-то конкретно, а всем разом. Подхожу к колодцу. – Ведро. Болт уныло крутит рукоять. Ведро появляется на свет. Я опрокидываю его на себя. Холодно, хорошо. – Ещё. Болт вытягивает второе ведро. Умываюсь тщательно. Затем плюю в ведро и выливаю его на Болта, смеюсь. Болт отфыркивается. Хватаю его поперёк туловища и толкаю в колодец. Болт пытается сопротивляться. Ломаю ему пальцы на правой руке. Болт сдаётся и летит вниз. Колодец загажен, по крайней мере, до полудня. Или даже до завтра. Болт бултыхается внизу. – Ты зачем это сделал? – спрашивает Лосось. Он колет дрова. – Пошёл ты… – отвечаю. Лосось отворачивается. Он знает, что в такие минуты я опасен. Иду к дому. Слышу окрик. – Риггер! Оборачиваюсь. Это Носорог. Сто пятьдесят килограммов мышц. Слабак, в общем. – Чего? – Жирный требует. – Подождёт. Жирный, мать его. Когда-нибудь я ему тоже вломлю. В сенях тепло. Прохожу в комнату. Бельва всё ещё в постели, она укрыта по шею, веснушки на её лице искрятся даже в полутьме. Распахиваю ставни. Бельва, щурясь, открывает один глаз. – Уже сделал что-то мерзкое, правда? – спрашивает. Подхожу к ней, целую, запускаю руку под одеяло, нащупываю её грудь, огромную, пышную, ласкаю. Она отвечает на поцелуй, запускает свой язык мне в рот. Целуемся долго. Я возбуждаюсь. Сдёргиваю штаны одним движением. Заползаю под одеяло. Она тёплая и мягкая. Бельвы много, она необыкновенно красива, полной, удивительной красотой. Вхожу в неё, рвусь вперёд, она стонет, продолжая целовать меня, обнимает за шею пухлой рукой. Минут десять спустя, расслабленный и довольный, встаю с кровати, одеваюсь и иду к Жирному. Он ждёт меня в своих апартаментах на втором этаже основного здания. Около него быки – абсолютно одинаковые, никогда их не различал – и Кость. Кость, как ни странно, одета вполне пристойно. Обычно она обходится без одежды. Перед Костью на столике чернила и стопка бумаги. Жирный гаденько усмехается. – Ты, Риггер, в последнее время стал наглым до полного опупения, – говорит Жирный ехидно. Молчу. После паузы Жирный продолжает. – Вот ты ради чего тут сидишь? Ради девок красивых, которых в любой момент трахнуть можно. Ради денег, на которые можно этим девкам бусики купить. Ради жрачки вкусной. В конце концов, ради того, чтобы дом был свой, куда вернуться можно всегда. Правда, Риггер? Его левый глаз мерзко дёргается. Я не отвечаю. – Молчишь… Я ж тебя, Риггер, ни хрена не держу. Иди на все четыре стороны. А раз ты тут живёшь, будь добр исполнять свои обязанности. Что ты вместо них делаешь, а? Зачем Голове-с-Плеч в задницу ручку от лопаты затолкал по самые гланды? Зачем Мормышке уши отрезал? Тебе делать нечего? – Жирный явно распаляется. Он берёт со столика тонкий бокал, отпивает вина. Продолжить не успевает. Входит Мартилла. Одета, как всегда, вызывающе. Чёрное и красное, грудь обнажена, юбочка – короче некуда, чулки с узорами. Красива, сука, до умопомрачения. – Мессир, – говорит, – боюсь, колодец на некоторое время вышел из строя. |
