Обычно все проходило на «ура»… кроме этого года. Кроме одного года. Во время двух дней охоты по дому распространился невероятный запах, щиплющая нос вонь становилась с каждым часом хуже, распространяясь повсюду… к слову об обстоятельном-подходе-к-делу.

Но легче не стало. Никто не смог найти яйцо.

Пришлось обрызгать дом дезодорантом, они уже собирались начать стучать по каждой стенке, на случай, если нечто живое утащило «живое яйцо» в стену гостиной, когда появился весьма невероятный способ решения проблемы.

На четырех ногах.

Соседский пес нашел труп. Впущенный в дом, словно Дева Мария, терьер, хотя на него не возлагали абсолютно ни какой надежды, тем не менее, мгновенно нацелился на оскверняющий воздух предмет… и нашел его на участке в два квадратных фута, в «черной дыре».

Они годами смеялись над этим.

Сисси посмотрела через плечо. Ее спаситель стоял там, где она его оставила… но повернулся к ней лицом.

– Они не могут услышать нас, да? – спросила она.

– Нет, думаю нет.

Наверное, не стоит повторять утренний эксперимент с Чилли.

Сисси начала подниматься по лестнице, прислушиваясь к скрипу, который раньше всегда издавали ступени. Ничего не услышав, она вцепилась в рубашку в районе сердца.

Никто из живых не услышит ее голос… и она не шагала в осязаемом смысле слова…

Никогда раньше она не понимала разницу между «быстрым» и «мертвым» так четко.

На вершине лестницы она посмотрела налево. Направо. Перед собой.

Сначала она пошла в спальню родителей, проскользнув через закрытую дверь слева так, что сама напугалась до чертиков.

Первым делом обратила внимание на отцовский храп. Низкий. Словно тихий рев двигателя.

А потом она увидела волосы своей мамы, разметавшиеся по подушке, с бликами от уличных фонарей.

– Мам..? – вырвалось из ее рта.

Ее мама пошевелилась во сне, голова задергалась из стороны в сторону, взлохмачивая волосы еще сильнее.

Сисси пришлось прикрыть рот рукой и отвести взгляд.

На прикроватной тумбочке, перед будильником, который ее мама заводила каждый вечер и отключала каждое утро, лежала книга, Библия… и фотография в рамке, изображением вниз.

Сисси подошла и, не думая обо всех причинах, по которым она, наверное, не могла двигать вещи… взяла ее. На нее смотрело ее собственное изображение, и она помнила, когда сделали этот снимок… игра в хоккей на траве, она тогда сидела на скамейке, спасибо вывихнутой лодыжке. На фотографии она наблюдала за действием, ее брови были нахмурены, черты лица – резкими, одна рука поддерживала подбородок.

Сейчас было сложно представить, что можно испытывать столько возбуждения из-за чокнутой игры. На самом деле, она не могла вообще вспомнить те чувства, не получилось вернуться в ту старую, привычную сосредоточенность, с которой она наблюдала, как девочки с клюшками гоняются за мячом по полю. Никчемное времяпровождение – бегать бесцельно по траве, толпы девочек-подростков переживали из-за очков, матчей, положения команды в лиге, сопернике, которого они должны побить…

Все те бессонные ночи перед игрой, невероятная радость после побед, жгучая, долгая горечь поражений.

Все чепуха, подумала Сисси, вернув рамку на место. Смоделированная драма для вызова нужных эмоций у людей, чьи жизни были настолько безопасными и вяло текущими, что требовалось искусственное напряжение, стресс и «пиковые» ситуации.

Зародившись в центре груди, гнев распространился по ее телу, смывая чувство потери, заменяя его… чем-то неведомым, но таким четким.

Охваченная этими незнакомыми ощущениями, Сисси долго стояла над своими родителями, руки лежали на бедрах, глаза изучали цветочный узор на покрывале.