Потом с ними что-то происходит, и их собственные родственники казнят их. Огромное наслаждение… У Крея много таких забав, как эта. Например, никто в этом городе не должен жить дольше 25 лет. Еще недавно он позволял своим людям жить до 35 лет — мой отец был одним из них. В его 35-й день рождения Крей вызвал его к себе и дал хрустальный кубок, наполненный ядом. Мой отец покорно проглотил яд и умер. Тогда мне было 6 лет. Теперь мне 16. Но ужас с тех пор сидит во мне. Другие сыновья и дочери Крея совсем не такие. Они переносят все подобно овцам, повинующимся своему пастуху. Но я с тех пор ненавижу Крея, и моя ненависть, кажется, придает мне волшебную силу или развивает способность воспринимать волшебство города. Потому что волшебен город, а не мы. Волшебник здесь только Крей. Он правит нашей расой 300 лет. Возможно ли это? Да, я верю, что это так. Но почему-то он всегда держал меня возле себя, поступал так, как будто я его любимица, и благодаря этой близости мне стало кое-что понятно, хотя я никогда не отваживалась показать это. Крей чувствует приближение смерти. Поэтому он поставил в зале бессмертную богоподобную статую — памятник самому себе. И он не хочет, чтобы хоть кто-нибудь из нас пережил его. Мы должны принять яд, каждый из нас, когда ему исполнится 25 лет. И мы должны… не можем рожать детей. Он наложил на нас это проклятье.
Она замолчала и посмотрела на Шона.
— Ты должна мне все рассказать, — сказал Шон. Он был оглушен, но какая-то часть его мозга работала, искала.
— Мне немного осталось рассказать тебе, — сказала Захидда. — Я нашла книгу и прослушала ее. Конечно, я держала это в тайне. Я поскакала в лес, и шары прокричали нам, что они обнаружили юношу. Мы преследовали тебя. Твои глаза оказались голубыми, как глаза мужчины на картине. Я помчалась обратно в город. Я начала все понимать, и меня обуял жуткий страх. Мы не имели никакого права на это место, благами которого едва умели пользоваться и слишком безоглядно наслаждались. Да, волшебник, который создал книгу, был мудр. Все силы, которыми мы обладали, покинули нас. Лишь Крей еще имеет силу, но он всем ненавистен и скоро умрет.
— А я? — очень тихо спросил Шон. — Я и мой народ?
— Вы — потомки волшебников, которые раньше правили городом, потомки тех, кого выгнала армия Крея. И все происходит так, как предсказал ваш предок-волшебник.
— Это действительно так? Правда, что мы дикие. Правда, что мы боимся сил, которые так или иначе возвращаются к нам, когда мы в лесу вспоминаем о подобных вам. Мы верим, что мы заколдованы духами. Одержимые. Хотя это всего лишь наша собственная волшебная кровь, которая волнуется в нас, воспоминание нашей расы. Спящая сила, которая передалась нам и которая проснулась от взгляда на драгоценные камни и крылья наших врагов из Трясины. Однако… мы слишком мало владеем этой силой. Сильна ли она так же, как и ваша?
— Да, — выдохнула Захидда. — По тому, как ты об этом говоришь, я узнаю твою силу. Ты должен снова научиться владеть ей, вот и все.
— Нет, — сказал он, тряся головой. — Я и наполовину не уверен в том, что говорю. Я вспоминаю о том, как летел над лесом, однако…
Кубок с вином выпал из его руки, и красное, как кровь, вино разлилось по ковру, на который 300 лет тому назад, видимо, действительно пролилась кровь. Виновата в этом была Захидда, схватившая Шона за запястье.
— Власть летать! — воскликнула она. Она смеялась. — Не один Крей может летать.
— Я видел, как он это делает, — возразил Шон. — С балкона в раскинувшийся под ним парк. Он летел и кричал мне, чтобы я следовал за ним, и я сломал бы себе шею, если бы он не поймал меня волшебной силой.
— Вовсе он тебя не ловил. Ты сам себя спас. Чтобы произвести впечатление на своих Детей, он регулярно бросается вниз с этого балкона. |