— Весьма рассчитываю на это, — откликнулся он подчеркнуто пылко.

Пальцы молодой женщины поощряюще дрогнули в ответ на нажим его ладони, в зрачках промелькнула искорка согласия, Бальзан понял, что победил: ночь в отеле он проведет не в одиночестве.

Повеселевший, уже готовый к сексуальным битвам, он повернулся к следующей читательнице с людоедской улыбкой и спросил с вибрацией в голосе:

— Итак, мадам, чем могу служить?

Одетта была так удивлена мужественной энергией этого обращения, что мгновенно утратила дар речи.

— Мм… мм… мм…

Она была не в силах выдавить хотя бы слово.

Бальтазар Бальзан смотрел на нее и в то же время сквозь, с профессиональной любезностью.

— У вас есть при себе книга?

Одетта стояла неподвижно, прижимая к груди экземпляр «Молчания равнины».

— Хотите, я подпишу вам свою последнюю книгу?

Ценой колоссального усилия ей удалось изобразить положительную реакцию.

Он протянул руку, чтобы взять книгу; неверно истолковав его движение, Одетта отступила, наткнувшись на стоявшую сзади даму. Осознав свою ошибку, она резким жестом выбросила вперед руку с книгой, едва не угодив в писательский лоб.

— На чье имя писать?

— …

— Это для вас?

Одетта кивком подтвердила.

— Как вас зовут?

— …

— Ваше имя?

Одетта — была не была! — открыла рот и прошептала, сглотнув слюну:

— …детт!

— Простите?

— …детт!

— Детт?

Чувствуя себя все более несчастной, на грани обморока она попыталась сквозь перекрытое горло в последний раз произнести свое имя:

— …детт!

Несколько часов спустя, в меркнущем свете, уступавшем темноте, что вздымалась от земли к небу, Одетта сидела на скамейке, не решаясь отправиться в Шарлеруа. Поверженная в уныние, она все читала и перечитывала титульную страницу, где ее любимый автор начертал: «Для Детт».

Ну вот, она умудрилась провалить единственную встречу с писателем своей мечты, теперь собственные дети будут смеяться над ней… И окажутся правы. Неужто найдется другая женщина ее возраста, которая не в состоянии назвать собственные имя и фамилию?

Но, едва поднявшись в автобус, она тотчас забыла об этом инциденте и весь обратный путь витала в облаках, так как первая же фраза новой книги Бальтазара Бальзана озарила ее светом и перенесла в другой мир, стерев все огорчения, стыд, болтовню соседок и шум машин, затмив грустный индустриальный пейзаж Шарлеруа. Благодаря книге она воспарила над всем этим.

Вернувшись к себе, она на цыпочках — чтобы никого не разбудить, а точнее, чтобы избежать расспросов о своем полном банкротстве — опустилась на кровать, уселась, подложив подушки, напротив прикрепленного к стене панорамного постера, изображавшего влюбленных у моря на закате дня. Она не могла оторваться от страниц книги и, лишь дочитав роман до конца, погасила лампу у изголовья.

Что касается Бальтазара Бальзана, то он провел ночь в куда более плотских утехах. Прекрасная Флоранс беспрепятственно раскрыла свои объятия, и перед этой черной Венерой с ее совершенным телом ему пришлось выложиться, чтобы выказать себя хорошим любовником; усилия потребовали немалого пыла, он ощутил, что член его тоже притомился; все это начинало тревожить его, и он уже задавал себе вопрос, вдруг это сказываются возрастные изменения.

В полночь Флоранс пожелала включить телевизор, чтобы посмотреть популярную передачу, посвященную литературе, где должны были расхваливать его книгу. Бальтазар вряд ли бы стал ее смотреть, если бы не представившаяся возможность насладиться восстанавливающим силы перемирием.