Слушай, мам, мне двести рублей надо.
— Что так мало? Мог бы и больше запросить.
— Дай больше, но я вчера занял двести у пацана одного — отдать надо.
— Иди оденься, поговорим серьезно.
— Но деньги дашь? А то неудобно получится.
— Ну сколько тебе одно и то же говорить? Приведи себя в порядок.
— Иду.
Костя зашел в ванную комнату, поплескался теплой водой, намочил зубную щетку, мыло. Бриться не стал. И так сойдет. Прошел в свою комнату, натянул джинсы и майку. Проверил карманы. В одном лежала визитка отчима, Костя всегда носил ее с собой, на ней корявым почерком цифры — телефонный номер и имя. То ли Лида, то ли Люся, то ли Лена — не понять.
С этим разберемся потом.
Сейчас главное — заполучить «бобы» и «слинять» из дома.
К Эдику. От него и по номеру прозвонить, если тот не объяснит сам, кому принадлежит этот телефон.
— Я готов, мам, о чем разговор поведем?
— Может, хватит придуряться? Естественно, о твоем поведении.
— Ну вот, всегда так. Человеку без нотаций хреново, а тут еще душеспасительные беседы, отчим отчитал уже.
— Кость? Тебе нравится твой образ жизни?
— Нет, конечно. Но это временно. Сама же говорила — лучше перебеситься в молодости, чем потом всю жизнь куролесить.
— Перебеситься — одно, а вот стать алкоголиком в восемнадцать лет — совсем другое.
— Лучше алкоголиком, чем наркоманом, — тоже твои, кстати, слова.
— Не цепляйся к словам.
— Ты — нападаешь, я — защищаюсь. Но, знаешь, честно говоря, мне гулянки тоже уже надоели. Гулять-то хорошо, а вот по утрам… врагу не пожелаешь. Синдром проклятый вконец достал.
— Дала бы я тебе по заднице.
— Э! Это надо было раньше делать, теперь — поздно.
— Давай ложись в постель — отходи. Переболеешь дня два — легче будет.
— Ладно, черт с ним, переболею, но давай с послезавтра. У нас на сегодня и завтра дела с Эдиком.
— И какие могут быть дела у двух бездельников?
— Мы с Эдиком познакомились с девушками, нет, только ничего плохого не думай. На этот раз все чисто и благопристойно. Пригласили их провести время вместе на природе. Согласись, не можем же мы кинуть их? Как я буду выглядеть, если завалюсь в постель? Разве так поступают? А послезавтра — все! Шабаш! Ложусь и отхожу. Честное пионерское. Тем более стимул есть — отчим обещал кроссовки.
— Я сейчас позвоню Эдику и проверю правдивость твоих слов.
— И подставишь меня. Нет, ты, конечно, можешь позвонить, но как после этого будут говорить обо мне? Маменькин сыночек? Подъюбочник?
— Ладно. Поверю тебе, в последний раз поверю, но послезавтра — ты мой. Все, что бы я ни потребовала, будешь выполнять беспрекословно, согласен?
— Согласен. Но условие на просьбу. Я не могу явиться в компанию без денег, дай пятьсот рублей?
— Мне помнится — ты просил двести?
— Двести — долг отдать, три сотни — на природу. После некоторого раздумья Анна Сергеевна достала банкноту.
— Хорошо. Вот тебе деньги. Но, учти, послезавтра…
— Я все учел, все, мамуля. Извини, мне пора. Костя, сунув деньги в карман, выбежал из дома. Осадившись пивком, направился к Эдику. Мать Кости — декан исторического факультета педагогического университета, — строгая ко всем, за исключением, пожалуй, собственного сына, женщина умная, прагматичная и расчетливая. Анна Сергеевна в свое время и замуж за офицера — Костиного родного отца, погибшего в Афганистане в год рождения сына, — вышла только ради того, чтобы иметь возможность уйти от забот многодетной семьи, из которой была родом. |