Страницы пожелтели и обтрепались по краям, к тому же, поскольку корешок оказался донельзя ветхим, они едва не вываливались из книги. Заинтригованный, он осторожно листал страницы, вглядываясь в архаичный шрифт, — тусклого света, проникавшего через окно, было явно недостаточно; затем вернулся к титульному листу.
— «Избранные стихотворения», — прочитал он вслух. — Издано в… — никогда не встречал такого названия — в… — а вот это важно: в 785 году… эры.
Погоди, погоди… Кажется, я что-то слышал об этой системе летосчисления.
Он бережно положил книгу и наклонился к ранцу, почти теряя равновесие — ведь его тянула вниз более чем двойная сила тяжести. От неимоверного напряжения внешний скелет глухо поскрипывал, но держал, не давая ему упасть. Справочник лежал сверху, и он быстро пролистал его.
— Вот, нашел. Записи только 913 года. А теперь, если перевести по Галактическому стандарту…
Он посчитал в уме и, молча положив справочник обратно, снова взял в руки «Избранные стихотворения».
— Тебе нравится поэзия? — поинтересовался он.
— Больше всего на свете. Хотя других стихов у меня нет. Ни в одной книге, кроме этой, я не нашла их. Хотя, конечно, есть и другие…
Она опустила глаза, и Лэнгли догадался почему.
— Эти другие… Ты ведь написала их сама, не так ли? Как-нибудь обязательно прочитаешь мне хоть одно…
В эту минуту у входа в жилище послышался грохот и лязг открываемых дверных засовов, и Патна, вырвав книгу из рук Лэнгли, бросилась с ней в темный угол комнаты.
Бекрнатус широко распахнул дверь и, тяжело ступая, вошел.
— Закрой дверь, — приказал он, отбросив в сторону шлем и устало опускаясь в мягкий шезлонг — полу-кровать, полукресло.
Патна метнулась к двери, выполняя распоряжение отца.
— Я устал, Лэнгли, — произнес он, — и мне необходимо выспаться. Поэтому, пока я не заснул, расскажи-ка мне, что ты здесь делаешь и что все это значит.
— Разумеется. Но сначала ответьте мне на один-два вопроса. Чем занимаются здесь люди кроме того, что спят, едят и собирают пищу?
— Вопрос расплывчат.
— Хорошо, я поясню. Добывают ли они руду и выплавляют ли из нее металл? Режут ли они по дереву или гравируют на металле, лепят ли изделия из глины, занимаются ли живописью, носят ли ювелирные украшения…
— Достаточно. Я понял, что ты имеешь в виду. Я читал обо всем этом и даже видел картинки. Очень красивые. Так вот ответ на твой вопрос: мы ничего этого не делаем. Я никогда не мог уразуметь, как создаются подобные вещи. Возможно, ты мне поведаешь об этом, когда будешь настроен отвечать на вопросы, а не задавать их. Мы просто живем, что само по себе довольно трудно. Мы засеваем свои поля, чтобы было что поставить на стол, собираем урожай, и после всего у нас ни на что больше не остается сил. Наш мир суров, и процесс выживания в нем занимает все наше время.
Он грубо рявкнул на дочь на местном языке, приказывая ей что-то, и та, шаркая ногами, направилась к очагу. Вернувшись с примитивной глиняной миской, она подала ее отцу. Тот поднес миску к губам и, давясь и чмокая, жадно выпил ее содержимое.
— Не желаешь ли испробовать? — спросил он. — Мы сами делаем этот напиток; я даже не знаю, есть ли для него соответствующее слово в книжном языке. Наши женщины жуют корни и сплевывают жвачку в чашку.
— Нет, благодарю вас. — Лэнгли с трудом сдерживался, чтобы ненароком не выдать охватившее его отвращение. — И последний вопрос. Что вы знаете о людях, прибывших в этот мир? Вы ведь знаете, что пришли сюда из другого мира?
— Да, я знаю, хотя лишь немногим больше того, что услышал от тебя. |