Став директором комбината, Митонасян занимался не только административной работой. Он оставался и самым ценным специалистом. У него была собственная лаборатория, в которой отпечатанные купюры проходили окончательную проверку. Фактически эта лаборатория была чем-то вроде ОТК. И качество выпускаемых долларов было неизменно отличным. Оно обеспечивалось в том числе и страхом. Ведь по стране ходили упорные слухи, что Саддам растворял в кислоте не только политических противников, но даже спортсменов, не сумевших завоевать олимпийские медали. Кто-то мог в эти слухи не верить, но Тигран Митонасян знал правду. И сумел наладить работу так, что у Хусейна ни разу не возникло повода на него рассердиться. Наоборот, место руководителя комбината с каждым годом приносило старому армянину все больше денег, почета и уважения в обществе.

Правда, последнее время место это стало Митонасяна радовать куда меньше. Он был весьма неглуп и именно поэтому стал чуть ли не первым из тех, кто говорил Хусейну об опасности крупномасштабной печати долларов. И из-за этого чуть не лишился места. И головы. Вместо того чтобы сократить объемы печати, Хусейн их поднял. Последнее время завод работал в три смены и днем, и ночью, а сам Тигран практически перестал появляться дома, хотя от завода до дома ему было меньше пяти минут езды. И в придачу ко всему за ним появилась слежка. В общем, чувствовал себя армянин последнее время очень неуютно. Самое главное, что ничего сделать было нельзя – от Хусейна не убежишь, это он знал хорошо. Больше всего его сейчас волновал один вопрос – достаточно ли он ценен для президента, чтобы тот не стал его арестовывать. Или Хусейн считает, что старого Митонасяна можно легко заменить?

Именно поэтому, когда в кабинет к Тиграну вошел его заместитель Сеид и сказал, что к воротам подъехали президентские гвардейцы и что они требуют его, у старого армянина просто ноги подкосились. На несколько секунд Тигран перестал владеть собой, им полностью овладел страх. Он чуть было не приказал сообщить гвардейцам, что его нет на месте. Но успел взять себя в руки. Во-первых, нет гарантии, что Сеид его послушается. В такой ситуации подчиненные боятся и слушаться своего руководителя мгновенно перестают. А зачем, если его того и гляди увезут туда, откуда никто не возвращается? К тому же среди его подчиненных наверняка есть не один и не двое завербованных спецслужбами. А во-вторых, даже если удастся выиграть некоторое время, то что это ему даст? Он ведь даже с территории завода выбраться не сможет.

«Будь что будет, – неожиданно спокойно подумал Митонасян. – В конце концов, пожил я уже немало. Да, может, все еще и обойдется».

– Нужен так нужен, – вслух сказал он, тяжело поднимаясь из-за своего стола. – Сейчас выясним, чего это нашим бравым гвардейцам не спится.

Тигран шагнул к двери, его заместитель посторонился, давая шефу дорогу, и в этот момент его глаза расширились, а рот приоткрылся, на лице появилось выражение изумления и страха. Он смотрел куда-то в угол кабинета. Тигран тоже обернулся, проследил за взглядом своего подчиненного. Тот уставился на небольшой телевизор, стоявший в углу кабинета и работавший сейчас на минимальной громкости. Слух у Тиграна к старости стал неважный. Он видел диктора правительственной программы новостей, но разобрать, что тот говорит, не мог.

– Что… – начал Митонасян, но не договорил.

– Американцы напали! – отчаянно вскрикнул Сеид.

С неожиданной для его возраста прытью Митонасян кинулся к телевизору и прибавил звук.

– …силы Коалиции вторглись в воздушное пространство нашей страны. Все самолеты противника сбиты нашими героическими бойцами ПВО, никакой опасности бомбежек нет. Наша армия приведена в полную боевую готовность. Если неверные посмеют сунуться к нам с суши, то иракские солдаты погонят их до Вашингтона и Лондона! Смерть захватчикам! Смерть оккупантам! Мы не допустим…

Митонасян снова убавил звук.