Илья часто спрашивал, почему больше не приходит бабушка. Вначале я отвечала, что она уехала, потом сказала ему правду. Господи, эта правда стоила мне дорого. Я ответила на столько вопросов мальчика, что сама заблудилась в своих объяснениях. Не знаю, насколько правильно понял меня Илья, но однажды раз и навсегда успокоился и не стал больше задавать вопросов. Я поняла, что для него бабушка действительно умерла. Не знаю, как он усвоил это, но мне больно было думать – в основном за него, а не за себя. Главное заключалось в том, что он справился с этой сложнейшей для него задачей. Он учился жить; порой мне казалось, что он сумеет преодолеть недуг – были такие иллюзии. Однако Илья все чаще заставлял меня задумываться над тем, что однажды болезнь отступит; она оставит его внешность прежней, но мысли его станут ясные.

Илья любил новые вещи. А еще, я не знаю, как сказать, любил обновление, что ли. Радовался новой зубной щетке, подолгу держал на коленях, рассматривая, новые брюки или рубашку, поглаживал непослушными пальцами, словно исполнял одному только ему ведомый ритуал. У нас была рижская стенка, в прошлом году я продала ее и купила новую. Илья целую неделю не выходил из дома, распределяя вещи по шкафам и ящикам. Ему помогала Света. Я помню, она расставляла книги на полках. А когда она ушла, Илья снял их и расставил по своему, сообразно своему представлению. Если девочка подбирала книги по размеру и корешкам, то Илья мог разделить собрание сочинений какого нибудь автора, вставив между томами книгу другого писателя. Да, у него был свой порядок, свое представление, и получилось даже красиво, необычно. Я назвала бы это – авангардом...

Валентина подвела Сергея к книжному шкафу. На верхней полке вперемежку с художественной литературой находились юридические тома: законы, указы, юридические справочники. Двухтомник «Сказки народов России» был разделен Уголовным кодексом Российской Федерации и далеко выступающей вперед книгой о лесных лекарственных растениях.

Действительно, трудно представить, чем руководствовался больной паренек, расставляя книги. Но у него, несомненно, была своя логика, понять которую невозможно. Сергея посетила мысль: а если бы на полку с книгами взглянул человек с болезнью Дауна, смог бы он разобраться в этом?

На средней полке в ряд стояли тонкие книги с толстыми корками. Сергей, взглядом спросив у хозяйки: «Можно?», открыл шкаф и вынул одну книгу. Текст в ней был набран крупным шрифтом, на каждой странице красочные картинки, в основном персонажи из сказок. Сергей вытянул книгу наугад, но она оказалась именно той, где было нарушено шитье и виднелся каптал из за вырванной страницы.

Сергей поставил книгу на место. Валентина, наблюдавшая за ним, пояснила:

– Эту страницу вырвал Илья. Как то Света Михайлова помимо воли обидела Илью, обозвав неуклюжим медведем. По моему, в то время они играли во дворе, и от неловкого движения Ильи сломалась постройка из песка. У Ильи была прекрасная память, он пришел домой, достал эту книгу и вырвал страницу. На ней был нарисован медведь, влезающий в теремок, и зверушки, которые в ужасе разбегаются в разные стороны.

– Он плакал? – неожиданно для самого себя спросил Сергей.

Ширяева отрицательно покачала головой, казалось, ничуть не удивившись вопросу. Несмотря на хмель в голове, отметила еще одну странность в лице гостя: анфас не вязался с его профилем. Глядя на его выступающий подбородок и орлиный нос сбоку, невозможно было представить, что лицо у него круглое. При повороте головы оно словно трансформировалось, вызывая неприятное ощущение, переносица будто проваливалась, а подбородок становился безвольным.

– Нет... – ответила она. – Илья вообще редко плакал. Младшие относились к нему хорошо, но доставалось от сверстников. Те были более чем жестоки. Что удивляет, девушки его возраста ни разу не прошли мимо, чтобы не поддеть его какой нибудь плоской шуткой.