Коул сел в машину и долго сидел, уронив руки на руль. На него нахлынуло какое-то странное беспокойство. Словно поведение Фрэнка от чего-то его освободило... Он вдруг понял, что можно снова загрузить себя работой, но тогда он не найдет ответа, который ищет.

И тут его осенило.

Приняв решение, он вырулил на автостраду и поехал, еле сдерживаясь, чтобы не гнать во всю мощь. Здравый смысл подсказывал ему, что лучше всего держаться восьмидесяти миль – за такую скорость могут оштрафовать, но за решетку не посадят.

Он видел солнце, опускающееся за горы, но почти не обратил на него внимания, потому что был сосредоточен на дороге и на указателях, сообщавших ему, сколько еще осталось до Таоса. Горы сменились равниной, казавшейся поначалу плоской и унылой, но потом поразившей его своими спокойными и величественными пейзажами.

Чем ближе он был к цели, тем больше нервничал. Сердце колотилось так, будто он сидел на церемонии вручения национальной премии певцам кантри и ждал, назовут ли его лучшим певцом года в четвертый раз подряд.

Когда его впервые выдвинули на эту премию, он с ума сходил от счастья. Прежде всего потому, что должен был встретиться с людьми, которыми восхищался всю жизнь. Даже в самых смелых мечтах он не мог себе представить, что выиграет.

На второй год было проще. Он никак не ожидал, что получит премию второй раз подряд, поэтому и не волновался. Он пошел на вручение, надеясь, что, если повезет, получит пару призов за свой четвертый альбом. Когда объявили его имя, он растерялся, решив, что это просто зачитывают список номинантов.

Третий год был нелегким. Он говорил всем, что ни за что не победит, все соглашались и тут же добавляли: «Но заранее ничего сказать нельзя».

Он победил. И вышел большой конфуз. Похоже, пока он шел на сцену, мозги его превратились в кисель. Он считал, что никогда никто из лауреатов не произносил такой убогой и невразумительной речи.

В прошлом году его снова номинировали, он снова говорил всем, что не выиграет. И оказался прав.

Господи, как же он ненавидит все это.

Коул огляделся и понял, что подъезжает к городу. Он по привычке взглянул на запястье, где раньше были часы, и только потом перевел взгляд на приборный щиток. Всего-навсего шесть сорок пять. Пожалуй, рановато для неожиданного визита. Он прикинул, сколько времени понадобится на то, чтобы найти телефонную книгу, узнать адрес, спросить дорогу. Нет, пожалуй, лучше заглянуть в ресторан и подзакусить, чтобы протянуть время.

И тут он улыбнулся. Черта с два он будет сидеть в ресторане и выжидать!

К дьяволу приличия!

Дверь Коулу открыл Бадди Чэпмен в красно-белом клетчатом халате. За годы, пока они не виделись, Бадди прибавил пару-тройку фунтов. Его лицо округлилось, и, даже несмотря на седину в иссиня-черных волосах, выглядел он моложе. На руках он держал девчушку лет двух в пижамной кофточке и в памперсах.

– Чем могу служить? – спросил он, подавив зевок.

Коул решил не кокетничать.

– Знаешь, ты можешь либо пригласить меня к завтраку, либо выгнать пинком в зад. Ты имеешь полное право выбрать последнее, но я лелею надежду, что ты все-таки остановишься на первом.

Бадди присмотрелся повнимательнее и спустил девочку с рук. Она тут же спряталась за его ноги, а потом осторожно высунула голову и принялась разглядывать Коула. Бадди смотрел на незваного гостя приблизительно с тем же выражением лица.

– Коул? Это ты? – спросил он, не веря своим глазам.

Коул расплылся в улыбке:

– Ага. Не в лучшей, правда, форме.

– Да я... Знаешь, кого-кого, а тебя я здесь никак не ожидал увидеть.

– Ты хочешь сказать, что мне лучше уйти?

– Если я скажу, что совсем не держу на тебя зла, я солгу, – сказал Бадди, выдержав паузу.