Через несколько минут перед ломбардом со скрежетом затормозила полицейская машина. Когда Фицджералд увидел, как двое полицейских в форме вошли в здание, он встал и не спеша вышел через заднюю дверь на другую улицу, тоже пустынную. Он взял такси и сказал с отчетливым южноафриканским акцентом:

— «Эль-Бельведер» на Plaza de Bolivar, por favor.

Таксист холодно кивнул, как бы давая понять, что он не расположен к длинной беседе. Как только Фицджералд шлепнулся на заднее сиденье, таксист снова включил радио.

Фицджералд еще раз посмотрел на часы. Было семнадцать минут второго. Он опаздывал на две минуты. Речь уже началась, но поскольку речи длятся обычно больше сорока минут, у него еще оставалось достаточно времени выполнить то, ради чего он приехал в Колумбию. Он немного подвинулся вправо, чтобы водитель мог его хорошо рассмотреть в зеркальце заднего вида.

Когда полиция начнет расследование, нужно, чтобы все, кто видел его в этот день, описали его в целом одинаково: белый мужчина, ростом чуть больше шести футов, весом примерно в двести фунтов, плохо выбритый, одетый как иностранец, с иностранным акцентом, но не американским. Он надеялся, что хоть кто-нибудь опознает его южноафриканский носовой акцент. Фицджералд всегда хорошо подражал. Еще в школе у него были неприятности из-за того, что он передразнивал учителей.

По радио один за другим выступали специалисты, которые высказывали свои взгляды на то, чем может окончиться нынешний ежегодный матч. Фицджералд мысленно отключился от этого потока слов на иностранном языке, который он не собирался учить, хотя он недавно добавил к своему ограниченному словарному запасу испанские слова «falta», «fuera» и «gol».

Когда через семнадцать минут такси остановилось перед отелем «Эль-Бельведер», Фицджералд вручил таксисту десять тысяч песо и выскользнул из машины, прежде чем таксист успел поблагодарить его за столь щедрые чаевые, хотя вообще-то таксисты в Боготе не злоупотребляют выражением «muchas gracias».

Фицджералд взбежал по ступенькам мимо швейцара в ливрее и вошел сквозь вращающуюся дверь. В фойе он направился прямо к лифтам напротив стойки портье, и уже через несколько секунд на первый этаж опустился один из четырех лифтов. Когда двери открылись, он вошел в лифт и нажал кнопку «8», а затем сразу же «Закрыть дверь», чтобы уже никто не мог войти в кабину. На восьмом этаже Фицджералд направился по коридору, покрытому тонким ковром, к номеру 807. Он вставил в щель пластмассовую карточку и подождал, пока зажегся зеленый огонек, затем повернул ручку. Как только дверь открылась, он повесил на внешнюю ручку карточку с надписью «Favor de no molestar» и закрыл дверь на задвижку.

Он снова взглянул на часы: было без двадцати четырех минут два. Сейчас, по его расчетам, полицейские уже, наверно, ушли из ломбарда, решив, что это была ложная тревога. Они, конечно, позвонят мистеру Эскобару на дачу, чтобы сказать ему, что, кажется, все в порядке, и посоветовать, чтобы, когда он в понедельник вернется в город, он сообщил им, не пропало ли что-нибудь. Но задолго до этого Фицджералд снова положит свой подержанный кожаный футляр в витрину. В понедельник утром Эскобар сообщит, что пропали лишь небольшие пакетики неграненых изумрудов, которые забрали полицейские, когда уходили из ломбарда. Сколько времени понадобится, чтобы он обнаружил, что пропало еще кое-что? День? Неделя? Месяц? Фицджералд заранее решил оставить еще одну улику, чтобы помочь ускорить процесс расследования.

Фицджералд снял пиджак, повесил его на спинку стула и взял с прикроватного столика пульт дистанционного управления. Он включил первую программу и сел на диван перед телевизором. На экране появилось лицо Рикардо Гусмана.

Фицджералд знал, что в апреле будущего года Гусману исполнится пятьдесят лет, но — при росте шесть футов и один дюйм, шапке густых черных волос и стройной фигуре — его поклонники поверили б ему, если бы он сказал, что ему еще нет сорока.