|
И подобное можно вспомнить почти о каждом жителе. Во всем городе в лучшем случае набралось бы трое мужчин, никогда не державших в руках оружия или пользовавшихся им редко. Это было время, когда на Западе превыше всего ценились отвага, предприимчивость и ловкость. Поэтому ни одному хвастуну на деле никогда не удавалось облапошить первых переселенцев, обосновавшихся в суровом краю. Бандиты и беглые могли чувствовать себя в безопасности только до тех пор, пока проводили время с себе подобными в дешевых салунах и с девочками в борделях.
Пронзительно жужжа, пронеслось какое-то насекомое, где-то прокричал перепел. Прислонившись к дверному косяку, Консидайн напряженно слушал визг дрели. Его душа уже давно не знала покоя. И сейчас он продолжал корить себя. Только круглый идиот мог принять участие в такой дурацкой затее. Как вообще его угораздило стать вором? Он почувствовал, что от одной этой мысли его щеки вспыхнули, а по коже побежали мурашки. Поначалу все казалось только лихой забавой. Он был совсем мальчишкой; однажды у них с приятелем не оказалось денег, чтобы погулять в свое удовольствие. Тогда они поймали несколько бычков и продали их скупщику краденого скота. Все как нельзя лучше сошло с рук и потому повторилось. На четвертый раз их выследили. Были погоня и перестрелка. Им ничего не оставалось, как покинуть родной город. Удрав от полиции, он скрылся в Канзасе. С тех пор одно преступление следовало за другим. И вот теперь вооруженное ограбление банка. Как ни печально, надо было признать, что за четыре года такой жизни он не стал богаче какого-нибудь ковбоя, работающего на скотоводческом ранчо. Разница заключалась лишь в том, что за человеком, честно добывавшим свой хлеб, не велось охоты по всей стране. Первое отверстие было готово. Консидайн вынул кусок домашнего мыла и замазал щель по периметру дверцы сейфа. Дэч отдыхал, вытирая пот со лба, потом, пристроив дрель в другое место, продолжил работу. Металл под сверлом побелел. Где-то на улице заржала лошадь. В степи еще раз прокричал перепел — одинокий зов, вопрошающий и заунывный. Консидайн прихлопнул москита на шее и шепотом выругался. Напряжение продолжало нарастать. Харди уже не опирался на притолоку с безразличным видом. Он тоже нервничал. Только метис оставался совершенно спокойным. Вдруг Харди свистнул, и Консидайн положил руку на плечо Дэча. Дрель смолкла. В наступившей гнетущей тишине стало слышно, как банковские часы безразлично отбивают убегающие секунды. К перекрестку медленно приближалась пара лошадей. Вскоре два сонных всадника с ружьями, мерно покачиваясь в седлах, пересекли главную улицу и исчезли в темноте. Выждав пару минут, Консидайн что-то шепнул Дэчу, и тот возобновил работу. Он не мог позволить себе повернуть голову, чтобы самому посмотреть, что случилось. Время будто остановилось. Нетерпение Консидайна достигло предела. Во рту пересохло, в ушах пульсировала кровь. Когда ты вне закона, каждый встречный — твой судья и палач. Чувствуешь себя дичью. Всяк, кому не лень, может безнаказанно послать тебе пулю в спину: ты — враг общества. Но, что еще хуже, общество — твой самый бескомпромиссный враг. Снова нетерпеливо заржала лошадь. Харди закурил очередную папиросу. Дэч, наконец, убрал дрель, заново замазал мылом все щели и к замочной скважине присоединил короткий бикфордов шнур. Консидайн поднял старый матрац, загодя принесенный через заднюю дверь, положил его на сейф и все вместе плотно обернул истрепанным шерстяным одеялом, захваченным из конюшни. Чтобы от взрывной волны не вылетели стекла, вместе с Дэчем они закрыли все окна. Как известно, звон разбитого стекла способен разбудить гораздо больше людей, чем сам взрыв. Консидайн подошел к двери и взглянул на метиса и Харди: — Готовы? В ответ каждый поднял руку. Метис встал рядом с лошадьми, держа в кулаках все поводья. Консидайн оглянулся и скомандовал: — Порядок, Дэч! Давай! Двое снаружи вскинули винтовки. |
