Вскоре Берни обратил внимание на странное поведение Джери-Ли и спросил вечером по дороге домой:

— Слушай, а почему ты не разговариваешь со мной, когда приходишь искупаться днем?

— Следи за дорогой, — сказала она, не отвечая на-его вопрос.

— Ты на меня за что-то сердишься?

— Нет, — коротко ответила она. И добавила:

— Ты же знаешь правила.

Мистер Коркорэв не потерпит, чтобы служащие общались и болтали" когда вокруг члены клуба.

— Перестань, о чем ты! Никто не обратит внимания, и ты это прекрасно знаешь.

— И кроме того, ты слишком занят, — и в голосе ее появился легкий нью-йоркский говорок, — о, Берни, погляди, не слишком ли короткий я делаю гребок, когда плыву кролем? Берни-и, я умираю, как хочу коку... Бе-ер-ни, дай прикурить, пожалуйста!

— Слушай, похоже, ты ревнуешь?

— Я? Ни капельки!

— Но все это входит в мои обязанности.

— Конечно! — ответила она с отчетливо различимой ноткой сарказма в голосе.

Берни молчал всю дорогу до самого мыса. Там он поставил машину на место парковки — оттуда открывался великолепный вид на пролив — и заглушил мотор. Рядом стояли еще две или три машины с выключенными моторами и погашенным светом. Было еще очень рано. Позже, когда бар в клубе закроется, здесь будет полно машин... Из соседней машины донесся звук музыки, — там включили радиоприемник.

Берни придвинулся к Джери-Ли и сделал попытку ее обнять. Она оттолкнула его руки.

— Я устала, Берни. Я хочу домой.

— Просто ты ревнуешь.

— Просто мне не нравится, что они делают из тебя дурака — вот и все.

— Они вовсе не делают из меня дурака, — сказал он быстро. — Я обязан быть внимательным к членам клуба.

— Точно.

— И кроме того, никто из них не достоин даже нести твой шлейф. Они все жутко самодовольные, надутые, пустые и деланные.

— Ты действительно так считаешь?

— Он кивнул.

— Даже Мэриэн Дейли?

Семнадцатилетняя блондинка Мэриэн Дейли беззастенчиво пользовалась снисходительностью своих родителей, которые любили ее до идиотизма. Она носила самые крохотные бикини во всем клубе и, как говорили. по широте взглядов превосходила остальных нью-йоркских девочек.

— А она — самая пустышка из всех, — горячо заявил Берни. — Все парни знают, что она самая гнусная ломака из всех!

Сам того не подозревая, он сказал именно то, что нужно было для успокоения Джери-Ли. И она смягчилась.

— А я-то уж было подумала... Она ведь ни на минуту не оставляет тебя в покое.

— Она ни на минуту не оставляет в покое и других ребят тоже, — сказал он, давая понять, что больше не хочет о ней говорить, и опять потянулся к девушке.

Она прильнула к нему и подняла лицо, подставляя губы поцелую... Его губы были теплыми и мягкими.

Она задохнулась и положила голову ему на плечо.

— Здесь слишком тихо, — сказала она задумчиво.

— Угу... — отозвался он и снова принялся целовать ее.