Линн опустилась обратно на стул с побелевшим лицом. Почему она позволила себе обмануться? Ведь она не Линн. Она никто.

2

Толпа, ожидавшая автобус, казалась еще более оживленной, чем обычно, во всяком случае, так показалось Линн, которая одиноко стояла в сторонке с рюкзаком на плече, опустив голову к тротуару.

– Потанцуй со мной, Кэролайн! – промурлыкал Уинстон Эгберг, галантно выступая вперед и приветствуя Кэролайн Пирс шутливым кивком головы.

Рыжеволосая девушка захихикала.

– Перестань, Уинстон, – произнесла она сладко, явно довольная вниманием.

– Я серьезно, – запротестовал Уинстон. – Давай станцуем танец «Я жду автобус». Это один из моих любимых.

Продолжая хихикать, Кэролайн взяла Уинстона за руку, и они предприняли легкую попытку повторить движения, которые изучали в танцевальном зале в прошлом году. Оба рассмеялись.

Толпа начала аплодировать.

– Это Уинстон, – сказала одна из старшеклассниц, беря своего ухажера за руку.

– Мадам, ваша золотая колесница подана, – сказал, обращаясь к Кэролайн, Уинстон, снова кивая головой и указывая в сторону желтого школьного автобуса.

Сердце Линн забилось. Глупо, конечно, раздувать такую банальную вещь, как поездка домой на автобусе. Но она ненавидела эти поездки. Казалось, что у всех, кроме нее, было с кем сидеть. Это напоминало игру, в которую они играли в детстве. Когда музыка прекращалась, все сразу садились на места. Все, кроме проигравшего. Лишний выбывал.

А в данном случае лишняя Линн вдруг решила, что впредь она будет ходить в школу пешком. Она больше не могла выносить этого.

Вскоре автобус заполнился смеющимися и весело болтающими школьниками. Линн со вздохом уселась у окна, положив рюкзак на колени.

«Осталось еще только десять минут, – сказала она себе. – Потом я буду дома, и еще один длинный день будет прожит».

Линн едва обратила внимание на Кэролайн, которая села рядом с ней, еле удерживая в руках учебники и тетради. Линн смотрела в окно, сморщив от напряжения лоб. Иногда даже в шумном, заполненном автобусе Линн могла так сконцентрироваться, что слышала музыку, звучащую в ее голове. Не ту музыку, которую она знала, а начало чего-то, новую песню. Это было ее секретом и помогало переносить одиночество.

«Если бы люди узнали об этом, они надсмеялись бы надо мной, – смущенно думала она. – Но никто ничего не узнает!»

С тех пор когда она была маленькой девочкой, Линн мечтала только об одном: стать знаменитой сочинительницей песен. Раньше она вечно умоляла маму разрешить ей заниматься музыкой. Она всегда что-то себе напевала, сочиняя маленькие песенки в ванне или на прогулке. Она любила петь. А ее учитель пения сказал, что у нее есть талант! В детстве Линн хотела быть и автором песен, и исполнителем. Она мечтала о том, как поднимется на огромную сцену и будет петь песню за песней, завораживая аудиторию.

Но, повзрослев, Линн поняла, что никогда не поднимется ни на какую сцену. И никто не будет аплодировать ее выступлению. Одно дело фантазировать, будучи ребенком, гадким утенком.

«Но этот утенок так никогда и не превратился в лебедя, – мрачно напомнила она себе. – А превратился в гадкую утку. А кто захочет заплатить деньги за то, чтобы увидеть на сцене гадкую утку?»

Линн знала, что не обманывает себя, а просто мыслит объективно. Каждый раз, когда она смотрелась в зеркало, ей хотелось плакать. Все в ней было таким некрасивым – некрасивые светло-каштановые, в завитушках волосы. Непонятный цвет лица. Нос чуть длинноватый. Подбородок чуть излишне выдающийся. Когда все другие девочки оформились в седьмом и восьмом классах, приобретя выпуклости в нужных местах, Линн только еще больше вытянулась и похудела.