— Добиваться — чего?

— Он мне не сказал, но ведь очень легко догадаться. Лев Валерианович приказал долго жить, в охране, сам понимаешь, не нуждается, а у меня место начальника охраны до сих пор свободно. Просто, как апельсин.

— Пожалуй… — задумчиво протянул Музыкант. — Ладно, следующий раз я сам с ним поговорю.

Он достал из бара новую бутылку и до краев наполни два бокала.

— Ну, за наше счастье. И за нашу любовь.

«Напоить меня хочешь? Что ж, давай. Мне же лучше — быстрее время пройдет до завтрашнего утра, а утро вечера мудренее. И от таблетки я, пожалуй, напрасно отказалась: зачем себе отказывать в дополнительном удовольствии? Давай, мальчик, старайся, угождай мне. Поздновато ты спохватился, правда».

Она залпом выпила бокал и протянула его Музыканту:

— Еще! И я передумала насчет таблеток. Одна, пожалуй, не помешает…

Он послушно полез в карман. Слишком уж послушно, как ей показалось.

— Нет! — почти крикнула она. — Лучше укол. У меня где-то ещё была ампула. Сейчас принесу.

Ее пошатывало, но слегка, а голова была совершенно ясной. Даже спать уже расхотелось. К тому же её подхлестывало вдруг возникшее чувство азарта: в этой игре она не позволит себя обмануть. Она победит, а он проиграет. А поскольку ставкой была в полном смысле этого слова жизнь, то это ещё больше горячило ей кровь.

Ампула в её тайничке действительно была последней, но это её не волновало. Еще добавить пару бокалов — и ночь промчится незаметно. А если… Если исхитриться и бросить в бокал Музыканту снотворное, то можно будет незаметно ускользнуть из дома. Где-то у неё были соответствующие таблетки. Не «самопальные», а из аптеки, честь по чести.

Она взяла ампулу, немного подумала и надела самый соблазнительный из своих пеньюаров — белоснежный, отороченный лебяжьим пухом. К нему идеально подходили белые туфельки на высоченном каблуке, но без задников, отделанные каким-то мехом, тоже белым…

«Чем не подвенечный наряд? — с усмешкой подумала она, бросив на себя беглый взгляд в зеркало. — Не было свадьбы, так хотя бы брачную ночь нужно обставить, как полагается».

Она уже забыла и про снотворное, и про свое намерение улизнуть из дома незамеченной, все её мысли занимала теперь предстоящая ночь. Не заметила она и того, что Музыкант все это время наблюдал за ней через неплотно прикрытую дверь в спальню и быстро вернулся в свое кресло, как только она направилась обратно в гостиную.

— А вот и я! — весело объявила Императрица, картинно застыв на пороге. — Как тебе?

— С ума сойти! — с неподдельным восхищением отозвался Музыкант. — Ты все-таки самая красивая женщина из всех, кого я видел. И самая опасная. Настоящая пантера.

— Боишься? — с удовольствием спросила Императрица, усаживаясь на свое место. — Правильно делаешь. Вот за это и выпьем.

— И за это тоже, — согласился Музыкант. — Давай сюда ампулу, ты просила укол…

Спустя некоторое время Императрица вдруг почувствовала, что предметы перед её глазами начинают расплываться, комната теряет свои привычные очертания и даже лицо Музыканта все время заволакивается какой-то пеленой. Она попыталась сообразить, сколько же успела выпить, но тут же отказалась от этой попытки. На смену веселому куражу пришло чувство какой-то абсолютной расслабленности и даже умиротворенности. Она зевнула один раз, потом другой и уже сонно пробормотала:

— Спать очень хочется…

— Сейчас я отнесу тебя в кроватку, — услышала она над собой голос Музыканта.