Изменить размер шрифта - +
Держалась я так, что многие приходили к выводу: ко мне, как говорится, и на кривой козе не подъедешь. “К тебе тогда страшно было подступиться”, - недавно признался мой давний друг, а в то время отвергнутый поклонник. </style>

<style name="Iniiaiieoeoo">Все считали меня сильной натурой, а на самом деле под маской самоуверенности я прятала свои многочисленные комплексы. Отношения с другими представительницами своего пола у меня в то время не складывались — их отталкивала моя высокомерно-пренебрежительная маска и манера держаться. Я предпочитала мужское общество. </style>

<style name="Iniiaiieoeoo">Я всегда была очень ранима и страшно боялась каких-либо нелицеприятных слов в свой адрес, поэтому взяла на вооружение девиз: “Лучшая защита — это нападение”. И нападала на мужчин со страшной силой, хотя они не давали для этого никакого повода. Даже к комплиментам я относилась подозрительно: анализировала, нет ли в них двойного смысла, не желают ли меня “уесть”, не кроется ли за этими словами издевка, ирония, насмешка? Ах, комплексы детских и подростковых лет!.. </style>

<style name="Iniiaiieoeoo">Больше всего на свете я тогда боялась, что кто-нибудь догадается о моих комплексах, моей уязвимости и неуверенности в себе. Но внешне я выглядела столь уверенной в себе и даже самоуверенной, что будь здоров! На психиатрическом языке это называется реакцией гиперкомпенсации. Это означает, что человек, желая скрыть какой-то недостаток, проявляет чрезмерную реакцию. Но в те времена о психиатрии я имела весьма смутное представление и не сознавала, что в основе такого поведения лежат мои многочисленные комплексы. </style>

<style name="Iniiaiieoeoo">Один из моих комплексов — я не умела пикироваться и терялась в беседе, не знала, что сказать в ответ на чью-то шутку или остроумную реплику. Вокруг меня было много остроумных мужчин, я дружила со многими журналистами и писателями, приятельствовала с некоторыми юмористами с шестнадцатой полосы “Литературной газеты” (люди моего поколения помнят, что во времена застоя это была интеллектуальная отдушина). Они легко и непринужденно вели беседу, а я чувствовала себя дура дурой. И хотя с детства очень много читала и могла наизусть выдать целые страницы любимой прозы, но во время разговора ничего “умного” мне в голову не приходило — задним умом крепка, — и обычно все остроумные фразы всплывали в памяти лишь потом, а я терзалась, что опять растерялась и выглядела идиоткой. </style>

<style name="Iniiaiieoeoo">Мужчины, очевидно, воспринимали меня красивой куклой, вешалкой для платьев, которой вовсе не обязательно связно изъясняться. В то время к манекенщицам не относились как к подстилке (не то, что сейчас), как раз наоборот — считалось, что это чуть ли не цвет наших соотечественниц. Я сидела на вечеринках, набрав в рот воды, чтобы не ляпнуть что-то невпопад, надев маску загадочности и полагая, что тем самым скрою недостаток живости и остроты ума. А мужчинам, как я уже потом поняла, было совершенно наплевать на эти мои недостатки, и в амплуа своенравной красивой дурочки я их вполне устраивала. </style>

<style name="Iniiaiieoeoo">Потом я обозлилась — как же так! Я, можно сказать, семи пядей во лбу (у меня еще со школьных лет “комплекс отличницы” — непременно должна была получать одни “пятерки”, потому окончила школу с золотой медалью, а институт — с “красным” дипломом), а меня ценят не за ум, а за внешность! И я решила реализовать себя в другом качестве. Ушла из манекенщиц и с головой погрузилась в научно-исследовательскую работу. Уже на третьем курсе института стали выходить мои научные статьи, я участвовала во всевозможных научных конференциях, завоевывала призы, приобрела репутацию башковитой, подающей большие надежды студентки.

Быстрый переход