- Забирайся в седло, Джон Джей, - сказал я. - Кажется, мы кое-что нашли, но держи оружие наготове, потому что можем попасть в переделку.

Во рту пересохло так, что мне пришлось повторить это дважды, прежде чем вышло что-то членораздельное.

В седле я отпустил поводья, предоставив коню самому выбирать дорогу, и он пошел довольно быстрой рысью, учитывая его теперешнее состояние. Остальные лошади трусили сзади. Мэрфи сидел склонив голову и ссутулив плечи, он был похож на священника, проклявшего сатану на веки вечные, но опасающегося, что сатана в отместку вот-вот нанесет очередной удар.

Скоро мы почувствовали прохладу, кони устремились в овраг, и вдруг мы очутились возле небольшого костра, где четыре или пять апачей поедали только что убитую лошадь.

Нельзя сказать, кто кого застал врасплох, но Бэттлс выстрелил первым и попал в индейца, который не успел прожевать свой кусок мяса. Остальные бросились врассыпную и растворились в ночных тенях, словно призраки. Я пришпорил вороного, перепрыгнул через костер вовремя, чтобы заметить исчезающего в кустах апачи, кинулся за ним, и в это время что-то ударило меня по голове, я выпал из седла, стукнулся о землю и покатился, потеряв в стремени сапог.

Перевернулся, понял, что винчестер отбросило в кусты, схватился за револьвер и в ту же секунду замер, потому что надо мной стоял индеец и держал лезвие острого, как бритва, ножа у моего горла. Он смотрел мне в глаза, и я видел, как в покрытой шрамами коже отражается пламя костра. Мы узнали друг друга с первого взгляда. Это был Катенни, тот самый апачи, которого я не хотел убивать.

- Убери нож, - сказал я, - а то ненароком кого-нибудь порежешь.

Глава шестнадцатая

Он стоял надо мной, прижав лезвие ножа мне к горлу и глядя прямо в глаза. Я тоже не отрывал от него взгляда и знал, что стоит ему сделать одно быстрое движение - и я покойник.

Затем медленно, чтобы он не подумал чего-нибудь нехорошего, поднял руку и мягко оттолкнул лезвие.

- Хороший нож. И острый, - сказал я.

- Ты храбрый человек. Ты воин.

- Мы оба воины. И хорошо, что мы знаем друг друга.

Остальные апачи потихоньку возвращались из темноты, и их черные глаза блестели от предвкушения пытки сильного человека - это удовольствие невозможно было пропустить.

Среди них я сразу узнал Толкани. В армии мы вместе служили разведчиками под командованием Эммета Кроуфорда, делили последний кусок лепешки и бок о бок дрались с другими апачами. Я понятия не имел, хорошо это для меня или плохо, потому что Токлани мог вернуться к диким апачам, которые воевали со всеми, кто им мешал.

Деваться мне было некуда. Я, как и каждый живущий на границе, прекрасно сознавал, что меня ждет впереди, но больше всего меня волновало, что стало с Испанцем и Бэттлсом. Удалось ли им спастись? Мэрфи, во всяком случае, скорее походил на покойника, чем живого, а Бэттлсу было далеко до Испанца или меня, когда дело касалось путешествия по пустыне.

Связать меня никто не пытался, но у меня отобрали все оружие, включая нож, и возможности бежать почти не осталось. Более того, чувствовал я себя отвратительно - очень хотелось пить, а живот при запахе мяса на костре громко заурчал.

Мы убили пару апачей, но когда началась стрельба, оказалось, что в кустах их не меньше дюжины, и теперь все они выбрались к костру и стали разводить второй.

Мой винчестер вместе с кольтом лежали футах в тридцати; если я кинусь к ним, шансов остаться в живых не было никаких. Катенни стоял в отдалении за костром, разговаривая с остальными индейцами, но мне не было слышно ни слова, я мог лишь разобрать, что разгорелось что-то вроде спора, наверняка касающегося моей шкуры.

Пока апачи ели, трое не спускали с меня глаз, однако я, поняв, что ловить мне нечего, вытянулся на земле, снял шляпу, положил ее под голову и заснул.