Линда Андерсен. Одинокое сердце
А теперь он с недоумением наблюдал за Флоренс, своей старшей сестрой, буквально парящей от счастья, что стала наконец матерью. Ее дочь, малышка Аннабель, лежала в подушках на пушистом ковре и с воодушевлением трясла погремушкой. Когда тебе всего шесть месяцев от роду, всегда найдется занятие по душе, на котором можно самозабвенно сосредоточиться. Сухой неприятный треск раздражал уши. Казалось, он раздавался всегда, существовал со дня сотворения мира. И не было на всей земле места, куда бы можно было убежать и спрятаться от этого невыносимого звука. Да, нужно смириться и терпеть, ничего другого не остается. При желании, рассуждал Бенджамин, в грохоте погремушки можно было обнаружить определенный ритм, но в целом звук выходил отвратительный, и ничего, кроме мучительной головной боли, породить не мог. Разумеется, у любящей матери он вызывал улыбку умиления. Конечно, глупо задаваться вопросом, зачем вообще нужны эти дети? Но все же время от времени он приходил в голову, да простит его Всевышний, такому эгоцентрику, как Бенджамин Лонгсдейл. Никто не спорит, сам по себе процесс создания младенцев весьма приятен, но чего от них хорошего ждать потом, после рождения? Сначала они, крохотные, лишь плачут и месяцами не дают тебе спать. А когда подрастают, устраивают подчас такое, что по сравнению с их выходками, повадки монстров из фильмов ужасов Хичкока покажутся почти безобидными.
И вот тебе на: сестричка на пороге, крошка-племянница на руках сестрички! Прощайте, телевизор, газеты и холодное пиво, здравствуйте, родственнички!
Флоренс укоризненно взглянула на брата, покрутила пальцем у виска и продолжила уборку. Она несколько раз чихнула, сдувая пыль с бронзовых ампирных часов, стоящих на мраморной каминной полке, по-хозяйски убрала разбросанные рубашки, подняла с ковра книгу, распахнула шелковые шторы на огромных, во всю стену, окнах. Яркий солнечный свет ворвался в просторную комнату, обставленную дорогой стильной мебелью, отразился в старинных зеркалах, на хрустальных гранях спортивных кубков, расставленных, где попало. Крошка Аннабель издала радостный вопль, перевернулась на живот и потянулась за солнечным зайчиком. Гигант недовольно прищурился, почти закрыл свои заспанные глаза. Середина недели выдалась страшно тяжелая, Бенджамин в ночь со среды на четверг провел шесть с половиной часов у операционного стола, вытаскивая абсолютно безнадежного больного практически с того света. Ассистенты недовольно ворчали, мол, после таких операций надо давать врачам двухнедельный отпуск… Потом в четверг и пятницу он дежурил, – несколько раз опять вставал к операционному столу, делал утренний и вечерний обходы отделения. Короче, не жизнь, а непрерывно длящийся подвиг во славу практической медицины, кладезь сюжетов для бесконечного телевизионного сериала о сумасшедших буднях медиков. Бенджамину страшно хотелось спать, а тут грохот погремушки, сестричкина трескотня, часто повторяющееся отвратительное слово «проблема». Ужас! А как хорошо спится под утро! Вернее, спалось, пока в дом не ворвался тайфун по имени Флоренс. Теперь понятно, почему метеорологи дают природным катаклизмам нежные женские имена. Боже мой, как она фантастически многословна, строчит как пулемет!
А дело обстояло следующим образом. Флоренс собиралась, покинув родной Довер, съездить на недельку в город Нью-Хейвен к внезапно заболевшим родителям мужа. И рассчитывала на некоторое время, до прилета их младшей сестры Салли, оставить на попечение брата свою дочурку. Джордж, муж Флоренс, уехал к родителям еще позавчера, и намеревался вернуться лишь в воскресенье вечером. Все бы ничего, да только девочке, о которой шла речь, только-только исполнилось полгодика. У Флоренс, решившейся рожать накануне своего сорокалетия, это был первый и единственный ребенок. |
