|
При постоянном ношении гомеостат гарантирует 100-процентную регенерацию тканей организма в случае механических, термических и химических повреждений (если таковые не вызовут одновременного полного разрушения организма вместе с гомеостатом), исключает воздействие на организм любого вида инфекций, токсинов, органических и неорганических ядов, алкалоидов, ионизирующего излучения и т.д. Запрещается: вскрывать гомеостат, подвергать воздействию магнитного поля напряженностью свыше 1 млн. гаусс, нагреву свыше 2000 К, срок действия гомеостата не ограничен. Питание встроенное, в подзарядке не нуждается». Вот такой прибор. Если бы даже все ранее случившееся меня не убедило в существовании пришельцев и высоком уровне их развития, теперь сомневаться в этом было бы недостойно мыслящего существа. Всякий скептицизм должен иметь предел. Я надел гомеостат на левую руку, а часы сунул в карман. Придется теперь завести карманные, чтобы не вызывать у окружающих ненужного любопытства. Видел, кстати, в одной комиссионке шикарный золотой «Лонжин» с репетиром. Как биологический объект, защищенный от внешней среды, я могу себе это позволить – за счет экономии на лекарствах. На зеленом поле экрана высветился обещанный желтый сектор, закрыв зелень процентов на 45. Для своих лет, оказывается, я неплохо сохранился, даже половины ресурса еще не выработал. А теперь, выходит, стану здоровым, как Гагарин перед стартом. И буду таковым неограниченно долго, если не допущу одномоментного полного разрушения. Что это может значить в наших условиях? Прямое попадание шестидюймового снаряда, наверное. Или падение в кратер действующего вулкана. Постараюсь избегать. Мне стало как-то непривычно весело. Пожалуй, мое пожелание Ирина восприняла всерьез. Тогда и все остальное может иметь место. А еще говорят, что нельзя верить женщинам… Я не знал точно, когда меня отсюда вытолкнут, и минут сорок бродил вдоль и поперек поляны, курил, смотрел на небо, где с юга наползала черно-фиолетовая грозовая туча. Не зря день был таким томительно-душным. Внутри была звенящая пустота, но все же я держался. Скорее всего – уже на чистом упрямстве. Потому что физических сил остаться не должно было. Меня даже не волновало, как я вернусь, и вернусь ли. Все снова произошло неуловимо. Деревья чуть подпрыгнули вверх, листва на них стала желтой, а с некоторых совсем исчезла. Но машины на поляне не оказалось. Короткий импульс страха, как удар под вздох. Впрочем, это сразу прошло. Поляна та же самая, вот и следы машины и мой окурок в траве. А Ирина? И только сейчас я окончательно понял, что не покушения на свою честь она испугалась, когда я подхватил ее на руки. Скорее всего, мой дурацкий шаг из указанной точки мог что-то нарушить, сбить наводку, допустим, и, оттолкнув меня, сама она могла провалиться черт знает в какое завихрение или дыру во времени. Третий раз за этот растянувшийся на два десятилетия день, я повторил свой путь в электричке, угнетенный и подавленный. Пришел домой, не раздеваясь, повалился на тахту и сразу отключился… А Ирина так до сих пор и не появилась. Все мои попытки отыскать ее окончились ничем. Я обошел все квартиры в доме на Переяславке, раз десять ездил на ту поляну, заходил на Столешников. Там тоже ничего, хоть и исчезли три звонка и таблички с фамилиями – квартиру занимает генерал-полковник авиации. Но надежды я все же не теряю. Не могут, по-моему, ее могущественные друзья допустить, чтобы она так и исчезла в дебрях времен. И она ведь обещала, что мы встретимся. За окнами падает снег. Медленный декабрьский, московский. Низкое небо почти касается крыш. В нашем мире пока ничего не изменилось. Я перелистал все возможные энциклопедии и справочники. Ни один из тех, кому я отправлял письма, в них не значится. Интересно бы узнать судьбу старшего лейтенанта, но управление кадров ВМФ вряд ли мне ответит. |
