И почти тотчас же платье соскользнуло вниз и упало на пол, к ее ногам. Он взялся за шнурки корсета и потянул. Но – проклятие! – его руки дрожали, и ему никак не удавалось справиться со столь простым делом, никогда не представлявшим трудности для такого искусного соблазнителя, каким он считался.
Когда же он наконец избавил Шарлотту от корсета, то замер в восхищении. Его старания были не напрасны. Только тонкое полотно сорочки прикрывало ее наготу. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивали обольстительные формы с набухшими от желания сосками.
От желания, которое пробудил в ней он. Желания к нему. И только к нему.
Когда он отступил на шаг, чтобы полюбоваться ею, она сделала какое-то судорожное движение – словно хотела спрятать руку за спину. Потом в смущении пробормотала:
– Мы не могли бы... забраться под одеяло?
Он тоже этого хотел. Забраться под одеяло, в кресло, лечь на пол, в любое другое место – куда она скажет. Он будет послушным, будет делать все, что она пожелает.
Но вместо этого он подвел Шарлотту к большому, во весь рост, зеркалу и прижал к себе спиной. Как же это мучительно – прижимать ее к себе, усмиряя порывы необузданной страсти. Было мучительно видеть под тонкой тканью сорочки интригующие тени и контуры, отраженные в зеркале.
В мерцании свечей была заметна паутина шрамов, покрывавших ее правую руку почти до самого плеча, – там кожа была гладкой и матовой. Но он почти не замечал ее руку, его взгляд был прикован к ее роскошным формам.
Шарлотта взглянула на себя и тут же отвернулась, прикусив нижнюю губу. Судя по всему, она испытывала смущение, хотя он ожидал от нее совсем другого.
Мысленно улыбнувшись, он повернул ее лицо к зеркалу и осторожно, едва касаясь, провел большим пальцем по ее влажным губам.
– Посмотри на себя, – прошептал он ей в ухо. – Ты чертовски красивая.
– Вовсе нет, – пробормотала она в растерянности.
Он хотел съязвить, но вовремя прикусил язык. Вопрос был слишком для нее важный, чтобы относиться к нему легкомысленно. Хотя Шарлотта взирала на мир с гордым достоинством, она слишком тяжело переживала свое «несовершенство», словно не подозревала, что в мире существуют гораздо более страшные физические изъяны. Он нежно провел пальцами по ее обезображенной руке, потом поднес к губам покрытую шрамами кисть и поцеловал сначала ладонь, затем, поочередно, каждый пальчик.
– Ты очень красивая, Шер. Вся красивая, с головы до ног.
Она подняла грустные глаза на его отражение в зеркале и, встретившись с ним взглядом, сказала:
– Тебе не нужно меня очаровывать, Брэнд.
– Я не кривлю душой. Ты не похожа на остальных женщин, которые только и делают, что любуются собой в зеркале. Их ничего не волнует, кроме нарядов, шляпок и драгоценностей. Они убеждены, что могут добиться чего угодно благодаря своей внешности. – Брэнд увидел в ее глазах вопрос, на который не хотел отвечать, но все же ответил: – Да, верно. Грейс тоже была из их числа.
– Но ты все еще ее любишь? – спросила Шарлотта, по-прежнему не спуская с него глаз.
– Господи, конечно, нет. Почему ты решила... – Он внезапно умолк. Немного помолчав, вновь заговорил: – Запомни одно правило. В спальне никаких разговоров на посторонние темы. Здесь есть только ты и я. Поняла?
Робкая улыбка озарила ее точеные черты.
– Да, милорд, – произнесла она с непривычным смирением.
Ее глаза светились нежностью, от которой у него теснило грудь и болело в паху. Она была небесным даром для мужчины. Небесным даром для него, только для него.
Его сердце колотилось в груди с такой силой, что она, должно быть, ощущала это биение. Он провел ладонями по ее груди и прижался губами к благоуханному месту за ушком. |