Анатолий и Бережной переглянулись, потрясенные возмездием, столь внезапно и в то же время столь своевременно настигшим этого жестокосердного, расчетливого, алчного человека.

Петра унесли в дом, где его встречала рыдающая Фенечка. За мертвым телом шли совершенно обмершие от горя Ефимьевна и Лушка. Обе имели такой вид, словно лишились счастья всей своей жизни, и Анатолий невольно задумался над причудами сердечных привязанностей, которыми мы порой награждаем людей недостойных… Главное, чтобы нам они казались достойными!

Трупы Ганьки и Семена унесли в погреб.

Волжанку увели в конюшню. Ульяша тихо плакала, глядя на любимую лошадь, которую судьба дважды избирала своим губительным орудием…

Тем временем Анатолий кликнул двух дворовых людей — попрятавшиеся было лакеи и сенные девки вылезли из тайных щелей и спешили выявить преданность новым своим хозяевам — и дал им какое-то поручение. Для одного оседлали лошадь, и он спешно ускакал, второй побежал из усадьбы на своих ногах — видимо, путь был недалек. Бережной, выслушавший его распоряжения, одобрительно кивнул и пошел было в дом, откуда доносились причитания Фенечки — пора, наконец, обняться с любимой и утешить ее. На пороге он, однако, оглянулся с видом несколько смущенным.

– Грешно, конечно, — сказал, пожав плечами, — в такую минуту, когда смерть все по местам расставила, думать о чем-то другом, кроме как о спасении души… Но я, грешник, более всего о том печалюсь, что придется необходимый срок траура выждать. Будь моя воля, я бы уже сегодня оглашение сделал, а завтра венчался.

– Так быстро не бывает, сколь я сведом, — усмехнулся Анатолий. — Но свадьба твоя задержится, это уж точно. Ничего, потерпишь, дольше ждал. А вот мы… — Он повернулся к Ульяше. — А вот насчет нас не знаю. С одной стороны, Петр покойный — родня, материн брат. С другой стороны, от такой родни я бы подальше держался! И коли решил жениться, то женюсь незамедлительно, ничто меня не удержит.

Ульяша отпрянула от него, мгновение смотрела расширенными глазами, а потом из них потоком хлынули слезы. Закрыв лицо руками, девушка пыталась убежать, но Анатолий успел поймать ее за косу.

– Славин, — спросил Бережной, чуть посмеиваясь при виде его ошеломленного лица. — А может, ты немного спешишь? Невесту-то хоть завел?

– Так вот же она — невеста, — растерянно проговорил Анатолий, пошевеливая зажатой в кулаке Ульяшиной косой.

– Невеста?! — возмущенно обернулась девушка. Глаза ее сверкали таким презрением, что в огне этой ярости даже слезы высохли. — Шутить изволите, барин? Позабавиться решили?! Побалуетесь да бросите? Но не бывать тому! Пусть я жизнь за вас отдать готова, лучше я с тоски по вашей милости умру, чем допущу позор! Думаете, если родом я крепостная крестьянка, то и сердца во мне нет?

Она рванулась было бежать, однако Анатолий держал так крепко, что Ульяша только взвизгнула от боли.

– Да ради бога, — проговорил он беспомощно. — Что мне с того, кто ты есть? Знаю одно: другая мне не надобна!

– Это ложь! — воскликнула Ульяша. — Ты прежде иное говорил!

– Что я такое говорил? — изумился Анатолий.

– А вспомни-ка! Я лежала в беспамятстве, а ты говорил: «Коли кто уродился подлого происхождения, пусть и наполовину, никогда он благородным не станет, и единственное, что может порядочный человек сделать, это от такого подлого подальше держаться». Так вот, я — происхождения подлого. И ты от меня подальше держись.

Анатолий нахмурился, смутно припоминая…

– Черт! — вздохнул обескураженно.