– У них есть свидетель, – подала голос Амалия, дочитывавшая свою статью. – Неизвестно, кто именно, но журналисты уверяют, что некто видел человека, который выходил из особняка вскоре после убийства.

Александр, облокотившийся о спинку ее стула, прочитал несколько строк поверх ее плеча и нахмурился.

– Скажи, мама… неужели ты и впрямь думаешь, что он мог сделать это? Множество ударов каминной кочергой… да еще ограбление!

– Саша, в данном случае неважно, что думаю я, да и все мы, – с некоторым раздражением ответила Амалия. – Понимаешь, есть сумма фактов, которая выглядит крайне подозрительно: один человек поссорился с другим и пообещал его убить, а вскоре номер два был убит, у номера же первого нет алиби. – Амалия перевела дыхание. – И почему Миша секретничает? Что ему стоит просто сказать, что он был там-то и там-то? В конце концов, мы все взрослые люди!

– Может быть, боится тебя огорчить? – предположила Аделаида Станиславовна.

– Он должен понимать, что меня куда больше огорчает то, что в данной ситуации мой сын оказывается совершенно беззащитен перед законом, – вздохнула Амалия. – Саша, дай-ка мне телефон.

Сын выполнил ее просьбу. Баронесса сняла трубку и попросила соединить ее с номером Михаила.

– Алло, Миша… Ты видел вечерние газеты?

– Еще нет. А что, в них уже написали, что убийца – я?

– По-твоему, это смешно? – рассердилась Амалия. – Если Папийон тебя арестует, огласки не избежать! Ты хоть понимаешь, что тебе придется уйти из армии?

– С какой стати? Я никого не убивал!

– Мы тебе верим, но следствие не привыкло полагаться на слова. Может быть, ты скажешь наконец, где был с одиннадцати вечера до четверти третьего?

– Гулял.

– Где, по Парижу? Случаем не возле графского особняка, где кто-то той ночью видел убийцу?

– Я – не убийца.

– Кто-нибудь может подтвердить, где ты был и что делал?

– Мама, прости, я не могу продолжать разговор. Это бессмысленно.

Из трубки доносились гудки.

– Что Миша говорит? – взволновалась старая дама.

– Сказал – гулял, – сухо ответила Амалия. – Ему кажется, что все происходящее несерьезно, поскольку сам прекрасно знает, что никого не убивал. Хорошо бы и комиссар Папийон разделял его уверенность… Потому что, если он решит, что Михаил имеет к убийству отношение, нам всем придется очень туго.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – вздохнула Аделаида Станиславовна. – Прежде всего мы не знаем, кого именно видел свидетель. Да и вообще, может быть, никакого свидетеля нет, а его выдумали газетчики?

– Если бы это было обычное дело, – поморщилась Амалия, – я бы уже сейчас все знала от Папийона. Но теперь, когда он подозревает Мишу, ни слова мне не скажет.

Баронесса взяла другую газету и принялась читать сообщение о гибели графа, которое начиналось заверением, что столь громкое убийство наверняка станет делом века.

– А вот еще подробности, кстати. Убийца прихватил с собой деньги, драгоценности и какую-то фарфоровую фигурку. Зачем?

– Дорогая, не вижу смысла себя изводить, – примирительно сказала мать. – Ты же сама всегда говорила, что Папийон – один из лучших полицейских Франции. Может быть, просто предоставить ему разбираться с этим делом? Уж он-то наверняка рано или поздно все узнает.

– Кажется, месье Дусе интересуется балетом, – невпопад проговорила Амалия.