– Продолжайте. Что было дальше?

Фальшивка говорит нежно, его теплый мягкий тембр должен успокаивать, должен расслаблять и усыплять бдительность, но он только раздражает. Тупая, наивная подделка.

Чарли садится на скамейку. Ноги у него гудят.

Это была длинная ночка. Город праздновал. Сотни фото с королем немого кино. Бесконечная толпа, плотный поток выпивших шумных людей.

Аркадий третий день в гриме. Чтобы не испортить прическу, спал на кулаке, сидя, прислонившись к шкафу. Он ел, широко раскрывая рот, чтобы не испортить макияж. Пил через трубочку.

Он ходил, улыбался, играл, позировал, радовал зрителей. И наконец, Чарли сел на скамейку.

Я совершенно не устал, но Аркадию нужна передышка. Как минимум присесть, но я знаю, что это ему не поможет. Нам всем нужно хорошенько выспаться.

Заключительный вечер прошел. Выступления артистов, палатки с шашлыком, салют.

Все закончилось.

Жители отмечали до утра. Чарли до утра их развлекал, и сейчас, когда словно по щелчку все улицы опустели, можно перевести дух и расслабиться.

Чарли садится на скамейку, достает из кармана конфету, ириску. Аркадий любит ириски, любит их запах. А я люблю, когда меня никто не трогает. И нас обоих ситуация устраивает.

Сижу в тишине.

Совсем еще утро. Иногда проезжают машины, дворник с ведром еще только идет на работу, редкие пошатывающиеся тела бредут домой, а я пытаюсь языком отклеить конфету от зуба.

– Рита в тот день не вернулась домой, – говорю, обращаясь к лжепсихиатру.

Подчеркиваю, «не вернулась», и слежу, чтобы он обязательно пометил у себя в записях. Пусть запишет, что я ни в чем не виноват, что я весь день провел в городе, устал, как сволочь, так что я никого не убивал.

Фальшивка пишет, я делаю паузу, жду, пусть он закончит.

Утро после городских праздников всегда холодное, одинокое и грязное. Повсюду разбросаны обертки, окурки. На охоту выбираются шатающиеся санитары улиц в поиске недопитых и брошенных бутылок.

Сижу в тишине, расслабляюсь, и передо мной приземляется жук. Большой такой, откормленный хрущ, или, как его еще называют, майский жук. Падает в метре от меня и начинает ползти к газону. Торопится, усатый, перебирает лапками.

В тот день ему не суждено было добраться до травы. Этого он никак не мог предугадать. Судьба, хотя я и не верю в нее…

Воробей перегораживает хрущу путь. Раз, два, три, шустрый клюв наносит удар за ударом. Птичка подбрасывает жука в воздух, подхватывает на лету и снова клюет. Жук тщетно пытается спастись, для него все кончено. Он переворачивается со спины и пытается взлететь, но проворный клюв треплет его из стороны в сторону, словно пасть собаки, рывками дергает и хирургически точно отделяет крыло от тела. Вслед за первым отлетает в сторону и второе. За крылом на очереди лапки. Жук не сдается, борется до конца. Но…

– Чего и стоило ожидать, в итоге клюв уносит неподвижное тело майского хруща подальше с места преступления. – Я улыбаюсь и смотрю на поддельного психиатра.

Фальшивка отрывается от записей. Смотрит на меня как-то загадочно. Он ищет подсказку.

– Ты же сейчас нам не про жука рассказал? Ведь так?

Я опять закуриваю и предлагаю фальшивке сигарету. Он игнорирует и держит ручку наготове. Напрягся весь, мой лжепсихиатр, готовится записывать признание.

И я признаюсь…

– Признаюсь, – говорю и виновато опускаю голову.

Я смотрю на стол и представляю, как глаза фальшивки расширяются, рот роняет нижнюю челюсть, и та со звоном падает на пол, как дрожит ручка в его пальцах.