На пороге обнаружилось крохотное лохматое существо, укоризненно смотревшее на Лину темными и круглыми, как спелая черешня, глазками.

— Бусечка! Девочка моя! Я же про тебя совсем забыла!

Бусечка добавила еще укоризны во взоре и задрожала всем своим крохотным пушистым тельцем, как будто находилась при последнем издыхании.

— А где ты ходишь? Когда не надо, вечно лезешь вперед хозяев в постель, а тут ждешь, пока дверь закроют! — с досадой выговорила Бусечке Лина, хватая ее на руки и прижимая к себе.

Хитрая Бусечка тоненько и виновато заскулила, напоминая, что она не выносит семейных разногласий и громких разговоров, поэтому она выжидала, когда все утихомирятся, прячась среди диванных подушек в гостиной, а теперь вот пришла. Чтобы хозяйку окончательно проняло, она прижалась к ней всем тощеньким тельцем и робко лизнула ее в прямо в губы теплым шершавым язычком. Это, как обычно, сработало.

— Ты моя золотая! Девочка моя! — тут же сменила гнев на милость хозяйка. — Хоть ты у меня есть! Пойдем, мое солнышко. А он сегодня не придет, ты не бойся. Я и дверь закрыла, вот! Пойдем, я все-все тебе расскажу. Мне же кому-то надо рассказать. А ты у меня все понимаешь… Ты моя умница…

«Девочка», «солнышко» и «умница» Бусечка была крошечной собачонкой породы йоркширский терьер. Причем она была настоящим йорком: весила всего полтора килограмма, а не четыре, как некоторые, считающие себя йорками совершенно безосновательно, от незнания стандартов породы. И настоящим терьером — любопытным и отважным. Поэтому она всегда с неподдельным интересом слушала хозяйские разговоры и была единственным обитателем этого дома, который имел дерзость оспаривать распоряжения самого хозяина. Вот, к примеру, хозяин с самого начала был категорически против того, чтобы она, Бусечка, спала на хозяйской кровати. Но Бусечка, будучи еще совсем крохотным щенком, отстояла это право хитростью, упорством и настоящими истериками с визгом и слезами. Хозяин плюнул и отступился, но с тех пор в отместку стал звать Бусечку Фросей. Буся на это безобразие гордо не откликалась, хозяйка его все время ругала, но в общем это были мелочи в сравнении с главным — вот уже два года Бусечка спала на хозяйкиной половине кровати, то в ногах, то рядом с подушкой, в зависимости от своего настроения.

Вот и сейчас, угнездившись в уютной ложбинке между подушками, Буся с облегчением вздохнула (все-таки идти одной по громадной лестнице из гостиной на второй этаж было страшновато) и приготовилась слушать.

— …а я не знаю, что мне теперь делать, понимаешь? Так же дальше жить невозможно. Он даже и не отрицает ничего, представляешь? А мне как быть? Уйти? Ну да, и все бросить, всю жизнь бросить к черту из-за какой-то дряни?! Чтобы она получила все на блюдечке?! Ну уж нет! Остаться и помалкивать? Или устраивать скандалы, как положено обманутой жене? Тьфу, гадость-то какая! У меня вообще никакого выхода нет! Ни-ка-ко-го, ты понимаешь? Тупик! Он сильный, а мы с тобой — слабые. И он этим пользуется. Ну что же нам с тобой теперь делать-то, Бусечка, а? — Обессилев от своего длинного бессвязного монолога, Лина уткнулась лицом в подушку и от души расплакалась.

Бусечка лизнула ее в нос и аккуратно отстранилась — она не выносила ничьих истерик, кроме своих собственных. Потом настороженно подняла уши, оглянулась на дверь и тихонько тявкнула. Но хозяйка, всхлипывая и подвывая, не обратила на нее внимания.

«Вот Фроська, зараза, сейчас опять лай поднимет, — проворчал про себя Сергей, стоявший под дверью спальни во вполне нелепой позе — приложив ухо к замочной скважине для улучшения акустики.