— Мне в какой-то миг показалось, что передо мной — дьявол!.. Это было, когда он исчез. Он повернул голову, я не видел лица, но мелькнул профиль. В профиле было что-то сатанинское! Не смейтесь надо мной, святой отец, я не испугался, но… И этот голос! В нем был какой-то особый скрип, но не от кашля, а… так скрипят несмазанные двери!

— Обрати внимание, сын мой, я не смеюсь, — капуцин пожевал губами. — Ощущения — тоже хорошая примета. И мы, добрые католики, знаем: дьявол существует и творит пакости. Если бы ты опять увидел это существо стоящим на пороге, освещенным лишь со спины, ты смог бы его узнать? По движениям, по профилю?..

— Возможно, смог бы… — пожал плечами де Голль.

— Ну тогда вот вам приказ, господин лейтенант: отыскать этого… шутника, человек он или нечистая сила! Вы — единственный, кто его видел и слышал. Возможно, вы не знаете, но его высокопреосвященство обещал посадить сочинителя подобных скверных песенок в Бастилию. Не просто обещал — почти что дал слово чести, хотя священнослужителю не полагается… И это будет сделано, как только мы его изловим. Теперь, по крайней мере, ясно, что гадкие песенки — не так называемое народное творчество.

— Но мои служебные обязанности…

— Не беспокойтесь насчет своих служебных обязанностей, — небрежно отмахнулся отец Жозеф, — я все объясню его высокопреосвященству. Поймать сочинителя важнее, чем проверять, как обращаются конюхи с лошадьми ваших гвардейцев. А поскольку никаких поездок его высокопреосвященство в ближайшее время не планирует, значит, и конная охрана не нужна. С чего вы начнете?

— Строго допрошу хозяина кабачка… — уверенно начал Анри.

— …и он поклянется на Библии, что впервые в жизни увидел этого хриплого господина. Впрочем, может быть, он окажется добрым французом и сразу назовет имя. Но в это плохо верится. Слушайте меня, господин лейтенант… — Отец Жозеф задумался. — В том, что в «Шустром кролике» больше не будет никаких спевок, я не сомневаюсь. А сочинителя и хриплого господина отыскать надо. Возможно, это один и тот же человек. Или же хриплый господин — друг или слуга сочинителя. Итак… Где же его искать?

Де Голль растерялся: ответа на вопрос он не знал.

— Это может быть творчество господ, посещающих салоны, — подсказал капуцин. — Господ, которые после казни герцога Монморанси и маршала де Марильяка боятся открыто противостоять его высокопреосвященству, а вот втихомолку распространять гаденькие стишки как раз способны. У нас в Париже имеются два таких опасных салона. Один держит госпожа маркиза де Рамбуйе. Вы наверняка о нем слыхали, это бывший отель Пизани, теперь его так и зовут — отель Рамбуйе, он поблизости от Лувра. Маркиза собирает там философов, аристократов и поэтов. Заметьте: поэтов! А второй, второй… хм… Что вы знаете о Нинон де Ланкло?

— Видел ее несколько раз. Редкая красавица! — честно сказал Анри.

— Красавица и умница, — добавил наставительно отец Жозеф. — Но любовников меняет чаще, чем чулки, и рада всякому, кто объявит себя вольнодумцем. Хотел бы я, чтобы сочинитель оказался гостем ее салона!.. Да, еще этот чудак Бийо…

— Бийо?! Но, святой отец, с чего бы ему сочинять пакости про его высокопреосвященство? — искренне удивился де Голль. — Он ничего не видел от господина кардинала, кроме добра!

— О, делать добро — это лучший способ нажить себе врага, — вздохнул капуцин.