Он сказал:

- Все разлетелось на куски, и никто не в силах собрать их воедино. Почему? Почему?

Как могла она знать?

- Мой отец был священником, и отец отца - тоже, и считалось, что так положено быть, и никогда не возникало никаких сомнений в том, что священником буду и я. Мой отец был хорошим человеком, и я думал, что буду таким же, как он. Перед смертью он тяжело болел, месяцами болел, и все худел, слабел и все сильнее страдал от боли, но болезнь тянулась медленно. Он держался, старался продолжать свое дело, отправлял службы, посещал прихожан, потому что они очень полагались на его советы, но под конец не мог даже читать. А смерть долго не приходила, хотя он уже молил о ней. Я приехал домой - я учился тогда в университете, и меня вызвали к нему. Никогда не забуду, как он выглядел. Я его не узнал. Весь сморщенный, словно у него уже не осталось мяса на костях - они прямо проступали сквозь кожу. А кожа стала совсем желтой. Он казался дряхлым стариком. И ничего не мог есть. Мать сидела с ним и давала ему по глоточку воды, больше ничего. И как-то ночью нам показалось, что он умирает. Я сидел возле него. И он сказал: "Я всегда верил. А теперь я знаю". А что же случилось со мной? Я не верю и ничего не знаю. Зачем же мне жить?

Он опустил голову на стол и затих - он так измучился и отчаялся во всем, что уже не мог больше плакать.

- А ты, Рут? Что ты будешь делать теперь до конца своих дней?

- Я не думаю сейчас о том, что станется со мной дальше. Я привыкла думать... мне казалось, что я всегда буду с Беном. А теперь я ничего не знаю.

- Почему ты не уедешь отсюда?

- Куда мне ехать?

- Как ты можешь это вынести: оставаться в этом доме, бродить по лесу, вспоминать?

- Уеду - все равно ничего не забуду.

- А Брайсы...

- Я не вижусь с ними. Только с Джо. Брайсы мне чужие.

- Все чужие.

- Но у вас же есть жена. И еще одна дочка.

- Мне нужна Изабел. Только она мне нужна. А ее у меня нет.

- Да.

- Что со мною будет?

Что будет с каждым из нас, подумала Рут. Он пугал ее, так же, как и его тронувшаяся умом жена, - в них таилась для нее опасность, ведь ее душевный мир был все еще очень хрупок, а единственное, что у нее оставалось, - это стараться сохранить его, не дать ему распасться.

- Завтра я вернусь домой.

- Да. Конечно.

Но, заметив выражение его лица, она еще острее, чем прежде, почувствовала угрызения совести.

- Не может кто-нибудь побыть здесь, с вами? Позаботиться о вас, помочь вашей жене? Неужто нет никого?

Он провел рукой по лбу.

- Моя сестра... или... Не знаю. Да, кто-то нужен. Я подумаю.

Я должна остаться, сказала себе Рут. Нет никаких причин убегать. Я должна помочь им. Но она была не в силах, не в силах.

- Может, вы чего-нибудь поедите теперь?

- Нет. - Он встал. - Нет. - И направился к двери. Рут слышала, как за ним захлопнулась дверь кабинета и ключ повернулся в замке.

Наверху Мириам Рэтмен и младенец спали мирным сном. Рут задернула занавески и вышла.

На другое утро на рассвете она покинула их дом. Теперь она могла вернуться к себе домой, затворить за собой дверь и остаться в полном одиночестве, не чувствуя ответственности ни за кого, кроме себя самой, и ничто не будет мешать ей предаваться своим думам и снова плакать по Бену и вспоминать.

"А сама ты, Рут? Что станешь ты делать до конца своих дней?" Кто же знает, быть может, то же, что сейчас.

Наверху, на выгоне, воздух стал совсем холодным и пахло первыми заморозками; близилась зима: голые ветви деревьев, жестокие ветры, пригибающие к земле папоротник, поздние рассветы и долгие темные ночи.