Сэр Рассел опять привлек внимание Тома. Его иссохшее тело дрожало, будто охваченное лихорадкой. Лицо за кислородной маской выглядело измученным, щеки впали, глаза, глубоко посаженные, но блестящие и выпуклые в темных глазницах, напоминали страдающие глаза голодного. Это новое видение, казалось, нацелено именно на него, потому что кучка сгорбленных фигур в капюшонах как одно целое двинулась к лишенной полога кровати, при этом они либо обтекли, либо прошли сквозь Нелл Квик, которая по‑прежнему неподвижно стояла в центре комнаты.

Умирающий старик увидел приближение мрачных теней и исхудалыми руками вцепился в простыни, комкая их на груди, как старая дева, к которой ночью вломился бродяга, и тонкая ткань осталась ее последней защитой. Сгибаясь и пошатываясь, зловещая группа приближалась словно густой туман, сэр Рассел откинулся назад, спиной вдавливая подушки в деревянную спинку кровати.

Том, все еще лежа на полу, выкрикнул какие‑то бессмысленные предупреждения и напрягся, готовясь бежать на помощь больному старику. Но его движения стали замедленными, как в страшном сне, когда конечности вязнут в густом воздухе, а тягучая боль, вызванная страхом, распространяется где‑то внутри живота. Он сражался с апатией, его руки двигались, но крайне вяло, ноги отталкивались, но слабо. Он мог лишь наблюдать, как сгустившиеся тени наплывали на его деда. Раздались и визгливые крики, но они исходили от Хьюго, претерпевавшего свою собственную пытку.

Приглушенные звуки послышались из‑под прозрачной кислородной маски – это старик протестовал против тихого наступления, его блестящие глаза исполнились ужаса. Худые старческие руки вскинулись вверх, пытаясь отогнать хищников из другого мира Кислородная маска внезапно стала темнеть, как будто наполняясь густой жидкостью, ее цвет постепенно прояснялся сквозь прозрачную оболочку – ярко‑красный. О Господи, подумал Том, старик сейчас захлебнется собственной кровью!

Из общей массы появились черные когти, намереваясь вцепиться в грудь немощного старика; тягучий туман теней спустился тяжелым, давящим грузом, призванный раздавить сэра Рассела своей непроницаемой чернотой.

Для Тома это оказалось уже слишком. Его непослушное тело среагировало так, будто получило команду от некой более могущественной силы, чем его собственное напуганное "я". Ригвит советовал Тому прислушиваться к внутреннему голосу, и теперь этот голос, казалось, проявил нетерпение, прикрикнул на Тома и послал вперед, невзирая на сопротивление его конечностей и всего тела.

Как раз в тот момент, когда Том, спотыкаясь, приблизился к кровати, молния вспыхнула вновь, одновременно раскат грома потряс потолок и заставил дребезжать большие окна. Дверь на крышу, которая была открыта, когда он вошел в комнату, захлопнулась со стуком, почти неразличимым из‑за грома, но тут же распахнулась снова. Что‑то появилось на краю поля зрения, что‑то высокое, неуклюже движущееся вперед из темного угла комнаты.

Киндред рефлекторно повернулся в сторону этой новой тени, потому что двигалась она именно к нему, и чуть не упал на пол. Внутри он беззвучно закричал: «Нет, нет, не может быть, только не он!»

Это был Скелет, но каким‑то образом он стал гораздо выше, его худое мертвенно‑бледное лицо маячило где‑то над головой Тома. Плечи его были сгорблены, локти согнуты, длинные с тощими пальцами руки тянулись к нему...

Итак, слуга – предатель, а все его раны – симуляция, уловка, чтобы послать Тома наверх одного. Но затем молодой человек догадался, что это преувеличенная фигура из кошмарного сна, видение, явно намеревавшееся напугать его до остановки сердца.

И действительно, видение оставалось всего лишь фигурой из кошмарного сна, хотя и возвышалось над Томом, а на черепообразном лице застыла тошнотворная торжествующая ухмылка. Глаза его иглами пронзали глаза Тома, мышцы и кости как будто проникали в самый мозг и, самое невероятное, причиняли боль.

Огромная спальня стала водоворотом действий и звуков, каждый человек в ней – кроме Нелл, которая все еще стояла неподвижно, как в трансе, – мучился своим собственным, особым кошмаром.