Джоан — очень веселая и красивая девушка, любит танцы, коктейли, флирт и бешеную езду на автомобиле. До мозга костей городское существо.

— Но выгляжу я и в деревне как следует, — отрезала она мне в ответ.

Я осмотрел ее критическим взглядом и не смог согласиться.

Джоан была одета в спортивный костюм (фирма Миротен, Лондон). Он действительно шел ей, но для Лимстока это была несколько эксцентричная элегантность.

— Нет, — сказал я. — Ничего подобного. Ты должна была надеть старое, выцветшее твидовое платье и такой же старый и выцветший пуловер, а еще поношенный вязаный жакет, старомодную фетровую шляпку, а на ноги — толстые чулки и старые, разбитые туфли. И лицо у тебя не в порядке, — добавил я.

— А там что тебе не нравится? Крем номер два, оттенок «деревенский загар».

— Совершенно верно, — кивнул я. — Только, если бы ты была из Лимстока, то немного припудрила бы нос, чтобы не блестел, и уж точно у тебя были бы целые брови, а не выбритые остаточки их.

Джоан засмеялась и сказала, что жизнь в деревне для нее нечто совершенно новое и она заранее рада ей.

— Все это тебе быстро надоест, — заметил я укоризненно.

— Не надоест. Я и вправду сыта уже по горло Лондоном. Меня тебе, конечно, не жаль, но, знаешь, история с Полом меня основательно задела за живое. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.

Я бросил на нее скептический взгляд. Я знаю, что любовные приключения Джоан протекают всегда одинаково. У нее предрасположение к бесхребетным молодым людям — гениям, не признанным миром. Она выслушивает бесконечные стенания какого-нибудь из этих гигантов мысли и старается помочь ему добиться признания. Когда же он проявит себя как неблагодарное существо, она глубоко огорчается и утверждает, что сердце ее разбито — до тех пор, пока не появится новый меланхоличный молодой человек, что обычно случается недели, примерно, через три.

Я не очень всерьез принимал разбитое сердце Джоан, но видел, что для моей симпатичной сестренки жизнь в деревне — что-то вроде новой игры. Она со рвением начала отвечать на визиты. Мы получали приглашения на чай и бридж, принимали их и, в свою очередь, приглашали к себе.

Для нас это было ново и забавно. И, как я уже сказал, когда пришло первое анонимное письмо, это тоже сначала показалось забавным.

Я разорвал конверт и пару минут только смотрел и смотрел, ничего не понимая. Отдельные слова были вырезаны из какой-то книги и наклеены на листок бумаги.

Текст был крайне вульгарным и выражал мнение автора, что мы с Джоан вовсе не брат и сестра.

— Ну, — спросила Джоан. — Что там?

— Довольно мерзкое анонимное письмо, — ответил я. Я все еще не мог прийти в себя. Человек как-то не ожидает чего-то подобного в тихой заводи Лимстока.

Джоан немедленно заинтересовалась:

— Правда? А что там написано?

В романах, как я обратил внимание, герой никогда не станет показывать жене анонимное письмо, полное всяких гадостей и неприятностей. Предполагается, что женщин следует любой ценой оберегать от того удара, который это могло бы нанести их нежной нервной системе.

Как ни жаль, но должен признаться честно: мне и в голову не пришло скрывать от Джоан это письмо, и я без колебаний протянул его ей.

Мое доверие к стойкости ее характера было вполне оправданным — она не пришла в ужас, скорее это ее позабавило:

— Вот гадость — то! Я столько раз слышала об анонимных письмах, но ни одного еще не видела. Они все такие?

— Не могу сказать, — ответил я. — Для меня это тоже первое.

Джоан вздохнула.

— Ты — таки был прав насчет моей внешности.