— А вот у него другое мнение.

Дуневич посмотрел на Галдина.

— Ты чего, лишнее выпил? С собакой разговариваешь.

— А это, Слава, не обычная собака. Она получше некоторых людей все понимает. Вот только сказать ничего не может. Значит, ты смирился со своим положением?

— А что мне делать, Вадим? Ладно, был бы здоров, подкараулил бы эту мразь Сухобокова да пристрелил бы из ружья. А на коляске я из дома один выехать не могу. Стыдно сказать, под себя хожу. Это Мария Алексеевна, добрая душа, приходит, ухаживает, обмывает. Но и у нее здоровье подорвано. Овощ я, Вадим.

— Ты не овощ, а инвалид. Еще неизвестно, можно ли тебе помочь в плане восстановления.

— В районной больнице сказали, что нельзя. Радуйся, мол, что только нижняя часть тела парализована. Сидеть можешь, руки двигаются. Другие после таких травм лежнем лежат, если вообще выживают. А по мне, лучше бы убили тогда.

— Районная больница — это не тот уровень. У нас в госпитале врачи поднимали тех парней, которым осколки позвоночник перебили.

— А на хрен мне жизнь такая, когда я сестру не смог защитить?

— Так застрелись.

— Пытался. Дважды. Духу не хватило. Сломали меня в прямом и переносном смысле.

Галдин налил еще по пятьдесят граммов.

— На сегодня это все. Место, где переспать, найдешь для меня?

— Да в Лениной комнате и поспи. С утра в обратку?

— С чего ты это взял?

— Ну да, ты ж в отпуск приехал, порыбачить.

— Планы меняются, Славик. Не можешь ты, значит, я вытащу Ленку из рабства. Да и бизнесмена этого накажу.

— Ты?

— С Султаном. Но сначала кое с кем переговорю эту тему. Забор подправлю, решу вопрос с дровами, порядок у тебя в доме наведу. Схожу и на рыбалку. Посмотрю на поместье.

— Ты все это серьезно, Вадим?

— Конечно. Справедливость, Славик, должна восторжествовать. Так оно и будет. А как решим вопрос с Леной и этой мразью Сухобоковым, отвезу тебя в наш госпиталь.

— Ты рехнулся? Да Сухобоков, если понадобится, в поместье столько быков наберет, что их там и взвод не возьмет. Бандюков отборных!.. В армии они не служили, на зонах опыта набирались.

— Разберемся.

— Ты в натуре без башни. Вали отсюда, пока тебя не уделали.

— Нет, Славик. Теперь я от тебя уеду только тогда, когда Сухобоков станет выть от отчаяния и боли, вымаливать себе жизнь. Давай помогу. Говори, что сделать надо?

— Ты о чем?

— Ну, подмыть, снять белье, помочь лечь в постель. Потом приберусь в комнате, продукты разложу. Холодильник-то у тебя есть?

— В погребе как в холодильнике. А тот сломался.

— Не выкинул?

— А ты не видел в сенях?

— Не обратил внимания. Посмотрю, что там сломалось. Если помнишь, я техникой в училище сильно увлекался.

Дуневич улыбнулся. Наверное, впервые за последние годы.

— Как же, помню. Тебя еще тогда называли Кулибиным и Левшой.

— Это в шутку, но технику люблю и кое-что в ней понимаю. Кроме компьютеров и разных устройств последнего времени. В них я ни в зуб ногой. Говори, что делать надо.

— Устраивайся в комнате. Помыться, извини, можно, если только из колодца ведрами воды натаскаешь. Чистое постельное белье в спальне, в тумбочке. А я сам справлюсь. Не впервой. Да, у тебя водка на утро осталась?

— Есть еще пузырь.

— Хорошо, а то самогон здесь дерьмовый, а на селе надо знать, у кого брать, да и не дадут чужакам.

— Зачем самогон? На селе что, магазина нет?

— Есть.