– Ну, жизнь – настоящая сука. Единственный другой вариант – это междугородный автобус Q до авеню Рузвельта и Джексон Хайтс, а оттуда по линии F и прямо до Джокертауна.

– Что за F? – спросила она.

– Это значит «иди ты»…[9] – пробормотал шутник, но она не обратила на это внимания.

– Это метро, – ответил первый водитель. – Линия Шестой авеню, вот что обозначает эта буква, поезжайте по направлению в центр.

– Спасибо, – поблагодарила она, поднимая сумку и чемодан и направляясь по тротуару к указанной автобусной остановке.

– Смотрите под ноги, Док, – крикнул он вслед, – они там просто звери, вы даже не представляете. («А ты представляешь», – подумала она.) Увидят красотку вроде вас, эти сукины дети вас просто сожрут!

Его друг вовремя невозмутимо подметил:

– Абсолютно верно!

Коди не стала спорить. Откуда ей знать, может, он и был прав.

На станции она села в предпоследний вагон, который, к ее удивлению, был переполнен. «Откуда едут все эти люди?» – удивлялась она. Водитель автобуса сказал, что эта станция – одна из основных, и вряд ли там будет больше пяти-шести пассажиров. Она пожала плечами. «Это не мой город, вдруг это вообще единственный поезд здесь в такое позднее время?» Дело в том, что, когда он прогрохотал мимо нее, остальные вагоны не показались такими забитыми.

В вагоне можно было лишь стоять – но не двигаться; пассажиры были настолько огромными и дикими, насколько можно себе представить, ночные жители, которые любили хвастаться всему миру, что этот город никогда не спит; все были заперты в своих маленьких несчастных мирках, ничуть не беспокоясь о том, что происходит снаружи, и молясь всем сердцем, чтобы их оставили в покое. Никто не смотрел в ее сторону. Никто не знал, что она существует, или никому не было до этого дела. Отлично. Сейчас анонимность была самым ценным другом.

Она немного повертелась, чтобы встать поудобнее, и увидела часть своего отражения в стекле двери, которое превратилось в темноту, как только они въехали в мрачный туннель. Высокая, слишком высокая для женщины; ее рост и сила ее стройного тела совсем не подходили к ее одежде, единственной вещи в ее гардеробе, которую можно было принять за приличный костюм. Она надела нечто подобное впервые за несколько лет. Господи, подумала она, окунаясь в воспоминания, неужели это было, когда умер Бен, неужели так давно? У себя она привыкла к рабочей одежде и футболкам, привыкла одеваться удобно, а не модно – ведь если одежду не портил пот, то точно пачкала кровь, – и в жителях Вайоминга ей как раз, помимо прочего, нравилась их простота.

Они забрали ее внезапно – по крайней мере, думала она теперь с неожиданной грустью, она даже не успела привести себя в порядок. И вот она здесь, меняет свою жизнь на обитание там, где упаковка намного важнее того, что внутри. Что за черт, пожала она плечами, а уголок ее губ растянулся в легкой улыбке, когда она подумала, как легко сдалась в беседе с таксистом. «Может, перемена пойдет мне на пользу». Ну, наверное, кроме этих мерзких каблуков. Она слишком долго носила ботинки и кроссовки; к туфлям еще предстояло привыкнуть. Она высвободила стопу, чтобы помассировать ее о другую ногу.

Невольно она продолжила размышлять о своем внешнем виде, надеясь, что спешное посещение дамской комнаты в аэропорту помогло хоть немного поправить ситуацию после, казалось, бесконечного перелета. Ее волосы были черными, если не считать серебристого локона, выбившегося над ее правым глазом, несмотря на все ее усилия и применение расчески и лака для волос.