— С вашего позволения, сударыня, Хэксем сказал, что они идут навестить его сестру.

— Нет, это что-то не так, — возразила мисс Пичер, — потому что с ней у мистера Хэдстона не может быть никаких дел.

Мэри-Энн снова остановила омнибус.

— Да, Мэри-Энн?

— С вашего позволения, сударыня, наверно, какое-нибудь дело есть у самого Хэксема?

— Может статься, — сказала мисс Пичер. — Мне такая мысль просто не пришла в голову. Впрочем, это не важно.

Мэри-Энн снова остановила омнибус.

— Да, Мэри-Энн?

— Все говорят, она очень красивая.

— Ах, Мэри-Энн, Мэри-Энн! — с легкой досадой воскликнула мисс Пичер, чуть краснея и покачивая головой. — Сколько раз я повторяла тебе: не употребляй таких неопределенных выражений, изъясняйся точнее! "Все говорят" — что под этим подразумевается? Какая часть речи «все»?

Мэри-Энн заложила левую руку за спину, зацепив ею локоть правой, точно на экзамене, и ответила:

— Местоимение.

— Какое?

— Безличное.

— Число?

— Множественное.

— Так сколько же это человек, Мэри-Энн? Пятеро? Или больше?

— Извините, сударыня, — смущенно пролепетала Мэри-Энн после минутного раздумья. — Подразумевается только ее брат, больше никто. — И, сказав это, она отпустила локоть правой руки.

— Так я и думала! — Мисс Пичер снова улыбнулась. — Но в следующий раз, Мэри-Энн, будь внимательнее. Помни: "Он говорит" — это совсем не то же самое, что "все говорят". Разница между "он говорит" и "все говорят"? Ну?

Мэри-Энн немедленно заложила левую руку за спину, зацепив ею локоть правой, — позиция совершенно обязательная при таких обстоятельствах, — и ответила:

— В первом случае — изъявительное наклонение, настоящее время, третье лицо единственного числа, действительный залог от глагола «говорить». Во втором — изъявительное наклонение, настоящее время, третье лицо множественного числа, действительный залог от глагола «говорить».

— Почему действительный залог, Мэри-Энн?

— Потому что действительный залог требует после себя прямого дополнения в винительном падеже, мисс Пичер.

— Очень хорошо, — одобрительно заметила мисс Пичер. — Даже отлично. Итак, не забывай правил, Мэри-Энн. — С этими словами мисс Пичер кончила поливать цветы и, удалившись в свои скромные апартаменты, сначала привела себя в равновесие восстановлением в памяти ширины и глубины главнейших рек и высоты горных вершин земного шара, а потом занялась измерением выкройки корсажа, которому предстояло облечь ее собственные формы.

Тем временем Брэдли Хэдстон и Чарли Хэксем добрались до Вестминстерского моста, перешли на правый берег Темзы и зашагали вдоль него по направлению к Милбэнку. В этом районе Лондона есть маленькая улочка под названием Черч-стрит и маленькая, глухая площадь под названием Смит-сквер, в центре которой возвышается на редкость уродливая церковь с четырьмя башенками по углам, похожая на какое-то окаменелое чудовище — огромное, страшное, задравшее все четыре лапы вверх. Учитель и мальчик увидели в дальнем конце площади дерево, рядом с ним кузницу, штабеля дров и лавчонку, торговавшую железным ломом. Зачем и почему ржавый котел, большое железное колесо и прочая рухлядь должны были валяться, наполовину уйдя в землю, у входа в эту лавку, никто не знал и, видимо, не желал знать. Подобно не очень-то жизнерадостному мельнику из одной старинной песенки, рухлядь эта, вероятно, рассуждала так: "Коль никто обо мне не тужит, я не буду тужить ни о ком!"

Обойдя всю площадь и заметив, что в ее безлюдье было что-то мертвое, словно она приняла снотворного, а не погрузилась в естественный сон, учитель и мальчик помедлили в том месте, где Черч-стрит примыкала к ней своими тихими домиками.