В тот субботний день Дэнни пережил три самые счастливые минуты в своей детской жизни.

Когда бегуны в нетерпении выстраивались в линию посредине гаревой дорожки, Дэнни увидел родителей: они сидели в первом ряду.

— Давай, сынок, — ласково сказал ему отец. — Покажи всем, что не зря носишь фамилию Росси.

Эти слова так воспламенили душу Дэнни, что он позабыл о наставлениях тренера — не пороть горячку и держать темп. Едва грянул выстрел стартового пистолета, он сразу рванулся вперед и на первом же повороте возглавил гонку.

«Боже мой, — подумал доктор Росси, — малыш просто чемпион».

«Вот черт, — подумал тренер, — малыш просто спятил. Он же сгорит».

Завершая первый круг, Дэнни поднял глаза и увидел то, что прежде считал невозможным: отец улыбался ему, не скрывая гордости за сына.

— Семьдесят одна секунда, — прокричал тренер. — Слишком быстро, Росси. Чересчур быстро.

— Молодчина, сынок! — крикнул доктор Росси.

Следующие четыреста метров Дэнни пролетел, окрыленный отцовской похвалой.

Отметку, означавшую середину дистанции, он пересек все еще первым. Но к этой минуте у него уже сдавали легкие. Во время очередного поворота ему стало не хватать кислорода. Он почувствовал, что конечности, а затем и все тело его коченеют, — говоря языком легкоатлетов, он бежал словно «труп», — и стало ясно, почему они так говорят. Еще чуть-чуть, и он умрет.

Соперники обошли его и оторвались, уйдя далеко вперед. Он слышал, как кричит на другом конце стадиона отец:

— Давай, Дэнни, не жалей кишок!

Когда же он наконец пришел к финишу, ему хлопали. Это были сочувственные аплодисменты, призванные поддержать безнадежно отставшего участника соревнования.

От усталости у него все плыло перед глазами, но он посмотрел на трибуны. Мать ободряюще улыбалась ему. Отца он не увидел. Все было как в дурном сне.

Непонятно почему, но тренер остался доволен своим подопечным.

— Ну, Росси, парней с таким характером я еще не видел. Твое время — пять минут пятнадцать секунд. Ты многого добьешься.

— Но не в легкой атлетике, — ответил Дэнни, хромая прочь. — С бегом покончено.

К своему огорчению, он понял, что зря старался: стало только хуже. Ведь он опозорился не где-нибудь, а на беговой дорожке стадиона, носящего имя Фрэнка Росси.

После пережитого унижения Дэнни вернулся к прежней жизни. Все свое отчаяние он изливал, стуча по клавишам инструмента. Он играл и днем и ночью, не занимаясь больше ничем другим.

С шести лет он учился музыке у одной местной учительницы. И вот теперь эта почтенная седовласая матрона откровенно призналась матери Дэнни, что ей больше нечего дать мальчику. И предложила Гизеле Росси показать сына Густаву Ландау — бывшему солисту оркестра Венской оперы, который на склоне лет возглавил музыкальное отделение в среднем колледже соседнего Сан-Анджело.

Старец был впечатлен игрой мальчика и взял Дэнни к себе в ученики.

— Профессор Ландау говорит, он очень хорош для своего возраста, — сообщила Гизела мужу за обедом. — Он считает, из него получится профессиональный музыкант.

На это доктор Росси ответил односложно:

— О!

Это означало, что он бы предпочел оставить свое мнение при себе.

Профессор Ландау был мягким, но требовательным преподавателем. А Дэнни был идеальным учеником. Его отличал не только талант, но удивительно страстное желание учиться. Если Ландау задавал по часу в день играть этюды Черни, то Дэнни играл по три часа, а то и по четыре.

— Скажите, я достаточно быстро расту как пианист? — обеспокоенно спрашивал он время от времени.