В общем, Виолетта демонстративно рыдала, я демонстративно охала. Я ей не верила, она, похоже, догадывалась, что я ей не верю. Поэтому рыдала недолго.

– Я одного не пойму, Тонь, – Виолетка аккуратно убрала из-под глаза слезинку. – Куда он делся? Понимаешь, просто исчез! Заскочил в лифт – и всё! Парни с девчонками весь подъезд прочесали, его нигде нет. Лифт приехал пустой. Как растворился!

– Может, осознал всю подлость своего поступка и выбросился с балкона пожарной лестницы?

Виолетта хмуро глянула на меня из-под наращённых ресниц.

– Очень смешно.

Не смешно, согласна. Сейчас сделаем смешно.

– Слушай, а ты же его голым видела, да? Может, у него сзади пропеллер, ну, как у Карлсона. И он того… кнопочку на животе нажал – и фьють, улетел!

– Тоня, в тебе талант комедийный пропадает.

– Считаешь?

Виолетка поняла, что добровольно я на сотрудничество со следствием не пойду, и спросила в лоб:

– А вот тётьНюра говорит, что видела, как Ярослав из подъезда выходил, часов примерно в пять.

– ТётьНюра в честь твоей свадьбы на грудь не принимала часом?

Твою мать, Огарёв, ты не мог незаметно исчезнуть, да? Хотя у нашей дворничихи и мышь незамеченной не проскочит.

– Нет, не принимала. – Роль несчастной жертвы окончательно сползла с Виолетты, и теперь она смотрела цепко. – И она сказала, что у него была футболка с танками.

– Да ты что! – всплеснула руками я. – Это он такой красивый-нарядный жениться собрался? А у тебя же мама педагог…. А у тебя же папа пианист… – замурлыкала я. – Какой ты нафиг танкист!

Этой песней я доводила Ярика. А у Огарёва и правда же мама – педагог высшей школы. Может, и папа – пианист. Хотя в кого-то же он таким конём должен был уродиться? Среди пианистов коней вроде не водится.

– А где твой? – Виолетта не сводила с меня внимательного взгляда, не реагируя на мое пение.

– Мой кто?

– Мужик твой? Он же всё время дома сидит.

Ярик, Ярик, выгнала тебя, а ты мне всё равно жизнь портишь. Твоя упорная привычка днём в трениках и дурацкой футболке с танками за пивом ходить меня подвела.

– К маме своей поехал, – безмятежно соврала я.

– К маме? – недоверчиво уточнила Виолетта.

– К маме, – закивала я. – У всех есть мама. Даже у моего мужика.

Хотя об этой женщине мне ничего не было известно, Ярик как-то не распространялся про свою семью. А теперь уже неважно.

Разговор в прихожей явно застопорился. Виолетка меня чутко подозревала во всех смертных грехах, но прижать ей меня было нечем. И тут…

– А что это у тебя? – Виолетта шагнула в сторону и вперилась взглядом во что-то у меня за спиной.

– Где? – Я обернулась.

Тьфу ты, пропасть!

Из-под банкетки, незамеченный мной раньше, торчал край белой бутоньерки. От костюма нечаянного гостя.

Мы молча созерцали этот белый клочок. Что это цветок, вообще-то, еще нужно было догадаться. Потому обе дёрнулись. Но у меня реакция оказалась быстрее – я пять лет ходила на гандбол и стояла в воротах.

Я быстро ухватила белую улику и смяла в кулаке.

– Ничего. Просто бумажка какая-то.

– Покажи! – потребовала Виолетта.

– С какого …? – возмутилась я. И мяла, мяла в кулаке бутоньерку, в душе проклиная нежданного гостя всеми известными мне словами.

– Покажи!!! – нервно взвизгнула Виолетка и даже топнула ножкой.